Мысли Джо путались, да и были то не мысли, а скорее ощущения. Для него Перри был не просто человеком, а судьбой, и воспринимал его Джо не разумом, а нутром.
Перри был мессией, а Джо подсознательно ощущал себя неким избранником, которому пришелец, в удобное для себя время, явит чудо.
* * *
Как-то раз, глядя прямо в глаза Джо, Перри неожиданно проронил:
— Как ты живешь?
Но вопроса в его словах не чувствовалось.
Джо покрутил головой.
— Черт его знает, — что означало «ответь сам, ты же знаешь».
В другую ночь, так же неожиданно, Перри обратился к нему:
— А знаешь ли ты, как надо жить? — Это уже смахивало на вопрос, но Джо растерялся и не знал, что ответить.
— Да, в общем, знаю, — пробормотал он. — Конечно, черт возьми, знаю. — И соврал. Он понятия не имел, как собирается жить дальше.
В тех редких случаях, когда Перри раскрывал рот, его голос звучал низко и глубоко, чуть громче шепота, и завораживал, как пение сирены.
Как-то раз на рассвете он произнес:
— Джо, а что такое жизнь вообще? — и тут же покинул кафе. Было ясно, что ответа он и не ждал.
Однажды он взглянул на Джо своим особенным долгим взглядом, как в ночь их знакомства.
Джо напрягся. Настал его час. Час перемен, каких — неважно. Он жутко волновался, не зная, чего от него ждут. В надежде, что его осенит, он глубоко вдохнул табачный дым и задержал дыхание. Потом с шумом выпустил воздух, рассмеялся, понимающе закивал головой и забарабанил пальцами по столу. Вдруг, почти непроизвольно, он прекратил суетиться, сел спокойно и взглянул в глаза своему соседу.
Взгляд явно молил — помоги, но Джо вовсе не был уверен в своих телепатических способностях.
Перри едва заметно кивнул. В его глазах светилось понимание, они стали веселее, чем обычно. И вдруг взгляд подернулся дымкой. Он снова погрузился в свои мысли и принялся смотреть в окно. В этот момент, словно по чьему-то сценарию, вращающаяся дверь крутанулась и на пороге появился человек невысокого роста в зеленом галстуке и коричневой спортивной куртке из твида.
Посетитель был молод, лет тридцати, но почти лыс, с неправдоподобно высоким лбом. Толстые линзы очков в несколько раз увеличивали блестящие глазки-бусинки. Он напоминал психа-изобретателя из немого кинофильма.
Подойдя к столику, где сидели двое, он позвал:
— Перри.
Тот и ухом не повел.
— Я прошу, Перри, послушай, ты знаешь, что сейчас очень поздно? — Голос пришедшего был мягкий и приторный, как тянучка. Длинный столбик пепла с сигареты шлепнулся Перри на брюки. Он отряхнулся и продолжал курить.
