Локки и Джо вошли в скрипучий, медленно ползущий лифт. Локки трещал без умолку до пятого этажа, не замолчал и в коридоре. «Центральный Парк, Гринвич Виллидж, огни реклам, миллионы приезжих со всех концов света…» Он перечислял, что больше всего поразило его в Нью-Йорке, «…полная и абсолютная свобода… как бы лучше выразиться… напор прогресса буквально во всем. Понимаете, о чем я говорю? Чувство времени в Нью-Йорке совершенно меняется. Это вам не Чикаго, хотя, знаете ли, Чикаго — это не только скотобойни. Но в Нью-Йорке каждую секунду ощущается движение вперед. Прислушайтесь! Прислушайтесь и вы услышите сами. Время — великан, марширующий по Бродвею. Разве вы не слышите его шагов?»
Они стояли у окна гостиной в номере Локки и смотрели вниз на Сорок вторую улицу. Джо слышал тот шум, которому Локки пропел вдохновенный гимн. Это был всепроникающий пульсирующий рокот, словно говор миллионов людей и рев миллионов машин слились в унисон, зазвучали в едином ритме и действительно превратились в великана, обладающего огромной силой.
— И мы с вами, — продолжал Локки, — часть этой силы, этого дыхания. Да! Вас это не волнует? Только вдумайтесь: стучит ваше сердце, стрекочет проектор в кинотеатре, ревут моторы, а все вместе… Нет, я волнуюсь даже при мысли об этом! Хотите выпить? У меня есть неплохой джин. Впрочем, если вы предпочитаете что-нибудь другое, я закажу. Может быть, ирландское виски или сакэ? Говорите, не стесняйтесь.
— Сойдет и джин.
— Это и в самом деле чрезвычайно сильное ощущение — гнул свое Локки, — чувство времени в Нью-Йорке. Однако, с другой стороны, нельзя им злоупотреблять — выбивает из колеи. У меня, видите ли, нервы не совсем в порядке, бывают депрессии, и все они связаны с моим ощущением времени. Например, в Чикаго мне частенько представляется, будто время остановилось двадцать лет назад. А все, что было потом, — просто плод дурацкой ошибки. Ну, разве это не патология? Par exemple[11], в такие минуты мне кажется ужасной нелепостью, что где-то в мире существует седой старик — вы его видите сейчас перед собой. На самом деле его нет! Просто была война, был черноволосый мальчик в солдатской форме, красивый, как Бог, и ему было суждено погибнуть на войне! А он не погиб. Кто-то глупо ошибся там, на небесах, и я все еще жив. Забавно, правда? Ладно, что я о себе, да о себе. Весь вечер не даю вам рта раскрыть. Вот джин. А теперь расскажите про себя, как там живется на Западе, как ваш скот? Но сначала я кое в чем признаюсь. Запад увлекает меня до чрезвычайности, это царство прерий и романтики, перекати-поле и коровьих шкур. Даже если бы вы не были таким замечательным юношей — а я знаю, вы такой, я это сразу понял, у вас тонкий, чувствительный нестандартный ум, — но даже если бы вы не были таким, я бы все равно почувствовал, что между нами есть… есть… — Локки поводил ладонью около сердца, будто оно было магнитом, способным притянуть нужное слово, — есть rapport
