— Мы не даём качественных оценок. Что значит: «лучше-хуже»? Мы, люди, сделали так, как лучше для нас, арктоимяне так, как лучше для них. Мы — такие, они — другие, — попробовала я втолковать юной землянке основы психологической настройки практикующего ксенолога.
— А кроме того, выбранный ими путь развития не потребовал вмешательства в геном расы и ты даже не представляешь себе, насколько это ценно, — добавил Мика со своей точки зрения.
— Так что, вы хотите сказать, — теперь уже удивлённо округлил глаза Юкка, — что вот это вот всё — естественного происхождения, не геноморфинг? — он красноречиво приставил собственную пятерню к затылку и пошевелил пальцами в воздухе.
— Вполне. Уж ты бы, понаблюдав в течение дня за местными формами жизни, мог заметить, что тентакли — вполне тривиальное решение, применяемое эволюцией практически для чего угодно. По крайней мере, на этой планете.
— Постойте, что значит: «Выбранный ими путь развития не потребовал вмешательства в геном»? А наш, получается, потребовал? — выцепила Майя другой нюанс.
— А ты как бы этого не знаешь? По-моему вам уже должны были рассказать, с чего начались «игры с генами».
— Ага, — ответил за подругу Юкка. — С лечения генетических болезней. Ну и дальше уже пошло: раз можем, то почему бы не сделать?
— Ага, а откуда взялись генетические болезни? — подкинул каверзный вопрос Микаэль.
— По-моему, они были всегда. Ну там, ошибки генетического кода, получающиеся при копировании, — с видом «такой взрослый дядя, а не знаешь», ответил Юкка.
— Разумеется. Это есть всегда и у всех видов живых существ. Однако, как такое могло случиться, что именно в нашем случае количество генетических ошибок приобрело такой размах, что потребовало экстренного вмешательства? Не знаете? А ответ прост — гуманизм. Стремление сохранить жизнь и дать возможность продолжиться в поколениях каждому из родившихся, даже самому, не побоюсь этого слова, дефектному. В результате жизнеспособность людей ухудшилась настолько, что потребовалось глобальное вмешательство для исправления этой ситуации. Ну а уж потом, всё как сказал Юкка: раз уж можем, так почему бы не улучшить ещё кое-что.
— Не может быть, — недоверчиво протянула Майя, — я точно помню, что примерно с середины двадцатого века средняя продолжительность жизни как начала расти, так потихоньку увеличивается и до сих пор. На то есть объективные статистические данные.
— Есть ложь, есть наглая ложь, а есть Статистика, — ухмыльнулась я. — Что значит: «увеличилась средняя продолжительность жизни по планете»? Это не то, что люди стали жить дольше, это значит, что стали умирать меньше.
