Ночью 16 января | страница 49



Уитфилд. Никакими.

Стивенс. И ничего необычного вы в тот день не услышали?

Уитфилд. Ничего.

Стивенс. Например, что он перевел десять миллионов долларов в Буэнос-Айрес?

Уитфилд. Я никогда об этом не слышал.


>В зале слышен вопль, страшный вскрик, как будто кого-то смертельно ранили. Джанквист стоит, схватившись за голову, и дико стонет.


Джанквист. Я его убил! Я убил Бьорна Фолкнера, Господи, пощади меня! Я помог этому типу его убить! (Показывает на Уитфилда, потом подскакивает к столу секретаря, хватает Библию и с безумным видом поднимает ее над головой, крича так, что это производит впечатление истеричной клятвы.) Всю правду, да поможет мне Бог!.. Я не знал! Но теперь понял! (Показывает на Уитфилда.) Он убил Фолкнера! Потому что он лжет! Он знал про десять миллионов долларов! Потому что я ему сказал!


>Стивенс кидается к нему.


Флинт. Но, подождите, любезный, вы же не можете…

Стивенс(поспешно). У меня все, мистер Уитфилд.

Флинт. Вопросов нет.


>Уитфилд отходит на свое место.


Стивенс. Встаньте, куда следует, мистер Джанквист. (Джанквист подчиняется.) Вы сказали мистеру Уитфилду про перевод денег?

Джанквист(истерично). Он много раз меня спрашивал про эти десять миллионов — на что они пошли. Я не знал, что это секрет. В тот день… я сказал ему… про Буэнос-Айрес. В тот день… в полдень… шестнадцатого января!

Уитфилд. Что это за сговор?

Стивенс. Вы сказали Уитфилду? В полдень?

Джанквист. Сказал, Господи, сжалься надо мной! Я не знал! Я бы жизнь отдал за герра Фолкнера! И я помог убить его!

Стивенс. У меня всё.

Флинт. Вы были наедине с мистером Уитфилдом, когда сказали ему об этом?

Джанквист (изумленно). Да.

Флинт. Так что ваше слово против слова мистера Уитфилда?

Джанквист (пораженный внезапной мыслью, невнятно). Да…

Флинт. У меня все.


>Джанквист возвращается на свое место.


Стивенс. У защиты всё.

Судья Хиф. Еще свидетели?

Флинт. Нет, Ваша честь.

Судья Хиф. Защита может выступить с заключительным словом.

Стивенс. Ваша честь! Господа присяжные! Вы здесь, чтобы решить судьбу женщины. Но под судом сегодня не только женщина. Прежде, чем вы вынесете приговор Карен Эндр, подумайте над приговором Бьорну Фолкнеру. Верите ли вы, что он был из тех людей, что кланяются, берут назад свои слова и пресмыкаются перед другими? Если вы думаете так — она виновна. Но если вы верите, что в нашем печальном, бездушном мире может родиться человек, в венах которого бурлит жизнь, — негодяй, мошенник, преступник, назовите, как хотите, но все-таки завоеватель, — если вы цените силу, которая сама собой движет; смелость, которая сама собой командует, дух, который сам оправдывает себя, — если вы способны испытывать восхищение по отношению к человеку, который, какие бы ошибки ни совершил формально, никогда не предавал своей сущности: чувства собственного достоинства; если глубоко в душе вы ощущаете тягу к величественному и к чувству жизни у живых, если вам знаком тот голод, который не удовлетворит посредственность — тогда вы поймете Бьорна Фолкнера. А если поймете его — поймете и женщину, бывшую ему жрицей. Кто здесь подсудимый? Карен Эндр? Нет! Это вы, дамы и господа под судом, вы, кто сидит сейчас в суде. Это на ваши души будет пролит свет, когда решение будет оглашено!