– Сережа, не сегодня! – сказала полная женщина.
– А когда еще? Иди сюда, говорю!
Отца тоже Сергеем зовут, мимолетно подумал Лукьянов. В честь себя сына назвал.
Серый, опустив голову, поплелся к отцу. Лукьянов хотел развязать ему руки, но не успел.
Отец встал навстречу Серому, взял полотенце, полил на него водой из-под умывальника, что висел рядом на стене, слегка отжал, сказал своим гостям:
– Лучший способ. И чувствует, что почем, и не покалечишь. И жжется потом долго. Ты вот, Борь, на солнце обгорал, наверно, примерно то же самое.
– Это ерунда, – ответил Боря. – Настоящий ожог – водяной, я как-то в бане кипятком ошпарился, волдыри пошли, а боль такая, что хуже сроду не было.
– Не рожали вы, не знаете, что такое настоящая боль! – возразила мать Серого. – Я прямо с ума сходила, когда Серенька мой рожался.
– С чего бы? – удивился Боря. – Вроде, широкая в кости вообще-то. В жопных местах особенно, – и он по-мужски, с улыбочкой, переглянулся с Сергеем, давая понять, что хамит не чтобы обидеть, а дружески, от души. И Сергей в ответ тоже улыбнулся: понял, дескать.
– А моя вот, – хлопнул Боря жену по острому плечу, – вся узенькая, как плотва, а двух выплюнула, будто по маслу!
Жена обиженно сказала:
– При чем тут узенькая? Зависит, какая растяжимость костей, мне врачиха сказала. – У меня хорошая растяжимость, вот и все.
– А я еще, помню, блок цилиндров себе на ногу уронил, – Боре хотелось продолжить интересную тему о боли, но Сергей-старший его прервал.
– Потом расскажешь, дай дело кончить. Повернись, курвеныш!
Серый повернулся.
Отец увидел провод на его руках, удивился, потрогал пальцем, посмотрел на Лукьянова.
– Это ты его связал?
– Он, пап, меня за шею на ремне тащил, чуть не удушил! – тут же пожаловался Серый. – И руки у меня прямо немеют уже!
Мать Серого вскрикнула, бросилась к ребенку, размотала руки, осматривала их, ощупывала, дула на них.
– Ты что ж наделал, б., тварь ты такая, у него же, б., гангрена может быть! Руки отрежут теперь! – заголосила она. – Сыночка! – и прижала голову Серого к своей груди так, что голова полностью там скрылась.
А Сергей медленно пошел на Лукьянова, кривя рот.
– Ты моего сына, – рот совсем сполз на бок и мужчина жестоко всхлипнул, но совладал с ненужной чувствительностью. – Да я тебя, сука, за это… Боря!
Боря, очень длинный и очень худой, в отличие от своего телесно мощного друга, начал членистоного выкарабкиваться из-за стола, отпихиваясь рукой от супруги, которая, хмельно прищурив один глаз, предупредительно говорила:
