— Не понимаю, как они могут все это проделывать, — говорит она. — Как это можно — стоять перед фотографом в таком виде.
— Мне кажется, они к этому по-другому относятся. Это профессия. Используют, так сказать, свои природные ресурсы.
— Я уверена, что этим дело не ограничивается.
— Так кто здесь старый паскудник? У кого грязные мысли?
— Ну хорошо, ну скажи, если бы ты целый день фотографировал подобным образом женщин, разве бы тебе тоже не полезло это в голову? Ну посмей сказать, что нет!
— Не знаю, не пробовал. Я, видишь ли, понятия не имею, где и кто этим делом занимается. Мой отец, конечно, поступил бы очень толково, если бы догадался отдать меня на выучку к одному из этих фотографов.
Она толкает меня локтем в ляжку.
— Пошел ты! — И снова переворачивает страницы. — Вот эта — прелесть, ничего не скажешь! Точно литая вся, верно?
— Ты не хуже ее, — говорю я и рад, что она не видит, как пылают у меня щеки.
— Ах, отстань, — говорит она. — Ты надо мной смеешься.
— Вовсе нет, я считаю, что ты сложена ничуть не хуже ее.
— Да ты погляди, какая у нее грудь! Ручаюсь, что она даже не носит бюстгальтера.
У меня пересохло в горле, и мне не сразу удается вымолвить.
— У тебя очень... красивая грудь. Я давно это заметил.
— Перестань, — говорит она. — Ты вгоняешь меня в краску.
Я вижу, как у нее розовеют шея и уши.
— Конечно, голову на отсечение не дам, поскольку я... Я хочу сказать...
— Знаю я, что ты хочешь сказать, — говорит она. — Можешь не вдаваться в подробности.
Я наклоняюсь к ней, поворачиваю к себе ее лицо. Я целую ее, но она почти не отвечает на мой поцелуй.
— А мне бы хотелось, чтобы мы это могли, — говорю я.
— Что могли?
— Вдаваться в подробности.
— А тебе не кажется, что ты слишком многого хочешь?
Наклонившись к ней, я тихонько шепчу ей кое-что на ухо, а она переворачивает страницы, делая вид, что хочет досмотреть до конца. Я встаю с кресла, подхожу к ней вплотную, беру ее за локти, заставляю подняться и снова целую. Но она по-прежнему почти не реагирует. Я чувствую, что она в каком-то капризном настроении, но я уже снова совсем без ума от нее, и она, конечно, слышит, как колотится мое сердце, когда я ее к себе прижимаю.
— Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, Ингрид, — говорю я.
— В том-то и беда, — говорит она, — что не знаю.
— Ни с кем у меня еще не было так, как с тобой, — говорю я, и говорю истинную правду.
