– Это божок, – я взяла камень с проточенной водой дыркой и покрутила в руке – Сандра такие подбирала.
– Зачем?
– По болгарским поверьям – на счастье.
– Ах да, суеверные цыганские женщины… – Шломо сильно размахнулся и бросил камень в море. – Ты еще не устала вспоминать о ней?
Как всегда, мысль о Сандре царапнула душу, но совсем немного, ведь Шломо был рядом.
– Ну, хорошо, ты обещал сегодня исполнить любое мое желание, так что идем, поплаваем наперегонки, а потом будем ремонтировать твою спину, – решилась я, потому что драгоценные минуты таяли на глазах. – А еще я мороженого хочу.
– Какое тебе?
– Как всегда фисташковое.
– Опять забыл… Ладно, не проблема, будет тебе фисташковое.
Шломо скинул тенниску и бросился наперерез высоким волнам, я за ним…
Уходя, я замедлила шаг напротив трех пляжных домиков.
– Наверное, это весело – постоянно жить на берегу, – мне очень хотелось сказать ему еще что-нибудь, пусть даже глупость.
Местная романтика при ближайшем рассмотрении оказалась немного безалаберной, но все равно привлекательной. На террасе стоял шикарный рояль. От подобной картины бабушка Хана пришла бы в ужас – как можно оставлять инструмент под палящим солнцем или проливным дождем, другой погоды в Израиле просто нет.
– Да, ребята здесь живут колоритные, вроде твоей Сандры – сказал капитан бригады Голани Соломон Гиршгорн и посмотрел на часы. Как всегда после этого жеста черные мысли обрушиваются шквалом, и сегодня их центром стала Сандра Любич.
Я уже отслужила полгода, когда, как снег на голову, свалилась самая невероятная новобранка, ходившая после вечерней поверки в пестрой юбке-макси и люцитовых серьгах и каждую неделю красившая волосы в принципиально новый душераздирающе-яркий цвет. Сандра презирала унылые краски и боролась с ними везде, где только появлялась. Даже два декоративных флажка, которые она установила на своем шкафчике – бело-голубой израильский и цыганский, изображающий красное колесо на фоне голубого неба и зеленой травы – расцветили оливковую строгость солдатского общежития.
Спустя несколько недель после освобождения Болгарии Красной Армией, истощенный и разорившийся инженер из Софии Моисей Мунблит чувствовал себя просто счастливчиком, настоящим баловнем судьбы. Еще бы, ведь ему удалось отыскать обеих дочерей живыми и даже не покалеченными, ну разве не счастье. Рано овдовевший Моисей души не чаял в девочках, после ареста и отправки в батальон принудительного труда он не боялся ни голода, ни изнурительных работ и жил только мыслью, что однажды найдет и обнимет обеих. Стелла с детства умела за себя постоять, а вот Лена такая добрая и мягкая, неужели кто-нибудь осмелится её обидеть…
