И тут же снова осадил лошадь.
Все еще глядя вверх, лорд Дэмиен с минуту молчал. Наконец он произнес:
— Могу я узнать, вы случайно не Дафна, спасающаяся бегством от Аполлона? Или вы юная звезда-беглянка?
У него оказался глубокий чарующий голос. На некоторое время Грейсила лишилась дара речи, настолько неожиданным было его появление, и еще более внезапным — его странный вопрос. Его внешность навела Грейсилу на мысль ответить строками из любимой поэмы Байрона:
— И… ангелы… пели… нестройно.
— Да вы знаток Байрона! — засмеялся лорд Дэмиен.
Лошадь сделала шаг в сторону.
— Спускайся вниз, звездочка, — предложил он, — если ты, конечно, не спешишь вернуться в свою небесную обитель.
Грейсила с минуту колебалась. Именно этой встречи она старалась избежать, но раз уж лорд ее заметил, то не было оснований отказываться от разговора.
Им было бы весьма неудобно беседовать таким нелепым образом: ей — сидя на ветке, а ему — с запрокинутой головой. Лорд явно ждал ответа, поэтому Грейсила наконец снова заговорила:
— Хорошо… но… отьедьте немного… в сторону…
— Зачем?
Она улыбнулась, и лорд Дэмиен заметил на ее нежных щечках две очаровательные ямочки.
— Не очень-то прилично лазить по деревьям, — ответила девушка, — а особенно спускаться вниз.
Лорд Дэмиен снова рассмеялся и сказал:
— Спускайся, поговорим. Только обещай, что не растворишься в воздухе, а не то мне придется гоняться за тобой по всему небу.
— Ладно, я поговорю с вами, — пообещала Грейсила.
Он отъехал в сторону, раздвигая руками густые ветви, заслонявшие путь, и, бросив поводья, соскочил с седла. Тем временем Грейсила поспешно спускалась вниз, надеясь, что лорд не вздумает обернуться, а то перед ним неизбежно предстанет крайне неприличное зрелище шелковых чулок. Она спускалась аккуратно, помня о платье, но в кружевах ее нижней юбки все равно запуталось немало зеленых побегов.
Спустившись на землю, девушка неосознанным жестом поправила растрепавшиеся волосы и направилась в сторону ожидавшего ее лорда Дэмиена.
Он был намного шире в плечах и выше ростом, чем она предполагала.
Кроме того, он оказался не столь поэтичным, как ей показалось вначале.
При виде девушки лицо его отразило крайнюю степень изумления, а брови поползли вверх:
— Я думал, что вы — дитя. Теперь я вижу, что ошибся.
В его тоне было нечто такое, что заставило Грейсилу густо покраснеть.
— Было бы лучше… чтобы вы… продолжали думать обо мне как… о ребенке… или… как о звезде-беглянке.
— Почему?
