На Рождество не долина, а гора была окутана густым туманом. Йонатан вышел из своей квартиры и очутился перед молочно-белой стеной. Невозможно было разглядеть даже кипарис, стоявший у дороги всего в десяти минутах ходьбы от дома. Через открытую дверь туман заползал в комнату, и было видно, как его тянуло сквозняком в спальню. Йонатан снова закрыл дверь, разжег огонь в камине и порадовался тому, что это будет, наверное, самый спокойный сочельник в его жизни. Больше не было никаких дел, и, пока огонь медленно вгрызался в поленья, Йонатан вскипятил чай.
Он не помнил, чтобы у него когда-нибудь было так много свободного времени.
Аманда проснулась оттого, что окно в ванной громко хлопнуло на ветру. Она с трудом повернулась и посмотрела на часы. Десять минут двенадцатого. Собственно, еще рано, обычно она не вставала раньше двенадцати часов. Она подумала, стоит ли пытаться заснуть, но затем почувствовала сильное давление в висках, и это ее напугало. Кроме того, у нее пересохло во рту, следовательно, срочно надо было что-нибудь выпить. Какое-то время она неподвижно лежала на спине. В голове у нее стучало.
«Ну его все к чертовой матери! — подумала она, сползла с кровати и наступила прямо на осколки ночной лампы с разбитым абажуром, которая валялась на полу. — Черт возьми, что опять случилось? Как я вообще попала в постель и когда?»
Она попыталась вспомнить, что же делала вчера вечером. Смотрела ли она телевизор вместе с Риккардо? Или София и Йонатан были весь вечер в кухне? Разговаривали ли они друг с другом? Кто, собственно, навел порядок в кухне или никто этим не занимался?
Она ничего не помнила. Абсолютно ничего. Ну ладно, это не имеет значения. Она выковыряла осколки стекла, застрявшие между окровавленными пальцами ног, и с трудом встала. Ей пришлось держаться за стену, чтобы не упасть. Она сунула ноги в домашние тапочки и потащилась в ванную.
Когда она увидела в зеркале свое опухшее лицо, то вдруг вспомнила: «Madonna puttana,[45] сегодня же Рождество!» В принципе, для нее это особой роли не играло. Аманде было абсолютно все равно, вливает она в себя вино в святой вечер или в обычный.
Когда Йонатан в восемь вечера зашел в кухню семьи Валентини, на столе и на окнах горели свечи, пахло розмарином и шалфеем. На Аманде было синее платье с пятнами, на шее несколько длинных нитей жемчуга. Она вымыла голову, но ярко-красная помада, которой она попыталась накрасить губы, уже размазалась, и выглядело это так, словно она, подобно клоуну, разрисовала себе лицо.
