— Постарайся успокоиться и поспать еще пару часов. Сейчас я тебе точно ничем не могу помочь. — Уве поднялся. — Не вешай нос, Бруно. Все будет хорошо.
И он по-дружески похлопал его по плечу.
Бруно поднялся, оставил нетронутый шнапс на столе и молча вышел из кухни.
Уве смотрел, как он шел по улице. Обессиленный и согнутый больше обычного.
«Проклятье», — подумал бургомистр.
И в этот момент понял, что хорошо уже не будет.
На следующий день в половине первого Хеннинг растолкал Энгельберта.
— Эй, вставай! Тут такое случилось!
Энгельберт с трудом раскрыл глаза.
— Моя голова… — прошептал он.
Хеннинг сунул другу в руку две таблетки аспирина и поддержал его голову, чтобы тот сумел проглотить их, запивая водой.
— Ты хоть чуть-чуть соображаешь? Я могу с тобой говорить?
Энгельберт кивнул и сунул подушку себе под спину, чтобы сесть более или менее прямо, но голова заболела еще сильнее, так, что его перекосило.
— Неле мертва, — сказал Хеннинг. — Ее нашли в заливе сегодня утром. Никто не знает, почему она утонула. То ли это самоубийство, то ли несчастный случай.
— Ничего не понимаю, — пробормотал Энгельберт.
— Тогда я тебе объясню. Ты помнишь тот сарай?
Энгельберт кивнул.
— Когда я смылся, ты оставался с Неле. Ты что с ней сделал, дерьмо ты проклятое?
Энгельберт судорожно пытался сложить обрывки воспоминаний в своей раскалывавшейся от боли голове. Там был сарай. Да. И Неле на полу с широко раскрытыми от ужаса глазами. Он зажал ей рот и нос, чтобы она не кричала. Больше никаких картинок не было. Только эти глаза.
— Ты что с ней сделал? — прошипел Хеннинг, тряся его.
— Я не знаю…
— Ну давай, подумай! Ты ее изнасиловал?
Энгельберт потер глаза.
— Может быть, и да, Хеннинг. Пожалуйста, я действительно ничего не помню…
— О боже! — Хеннинг так ударил кулаком по тумбочке, что лампа, стоявшая на ней, подпрыгнула. — Ты убил ее?
У Энгельберта был такой вид, словно он вот-вот разрыдается. Он покачал головой, но выглядело это не совсем убедительно.
— Хеннинг, клянусь тебе, я не могу ничего вспомнить! О боже мой! — Он с трудом поднялся и, заламывая руки, подошел к окну. — Я помню только, что был пьян. Да, там была Неле. Она лежала в сарае и смотрела на меня. Я не помню и не знаю ничего… А потом я только хотел домой и побыстрее в кровать. Но как я туда попал, уже не помню.
— Ясно одно, — сказал Хеннинг, — мы должны исчезнуть отсюда как можно быстрее.
Он уже сообразил, что будет плохо, если Энгельберт попадет под подозрение. Если Энгельберта прижмут, он выдаст его, и кто знает, можно ли будет однозначно доказать, кто из них был с Неле последним.
