Было жутковато, он казался таким чужим, а потом вдруг она заметила, что у него по лицу бегут слезы. Молодой человек, который был выше, крепче, сильнее и старше ее, в солнечный майский день сидел на скамейке в парке и плакал.
Жизель села рядом и осторожно положила руку ему на плечо.
— Эй… — сказала она тихо, хотя и понимала, что он вряд ли услышит ее из-за наушников.
Молодой человек никак не отреагировал, даже не вздрогнул.
Жизель понадобилось все мужество, чтобы преодолеть себя, но все же она осторожно протянула руку и нежно погладила его по спине, словно не хотела, чтобы он это заметил.
Он все еще плакал, и тогда она обняла его одной рукой.
В конце концов он повернулся и посмотрел на нее. Потом вытер слезы, снял наушники и улыбнулся, тронутый таким неожиданным вниманием.
— Ах, черт… — сказал он тихо.
— Да ладно, — сказала Жизель, — никаких проблем.
Она убрала руку, и теперь они сидели, словно чужие.
— А что ты слушаешь? — спросила Жизель.
— Рахманинов. Элегическое трио. Номер два.
— Ах да, в ре-миноре. А я еще люблю номер один, соль-минор. Я люблю и то и другое, причем очень.
У него захватило дух. Она знала его музыку. Она знала не только Рахманинова, она знала даже «Элегическое трио».
— Что с тобой? — спросила она. — Что происходит? Если хочешь, расскажи мне.
— Моя мать умерла вчера.
— Ох…
Она не решилась снова притронуться к нему, но теперь уже он обнял ее за плечи. Она позволила это, даже обрадовалась.
— В такой ситуации я бы тоже слушала Рахманинова, — прошептала она.
Через два дня она показала ему свое маленькое ателье под крышей. Патрик пришел в восторг от ее картин, но больше всего ему понравился автопортрет, над которым она как раз работала.
— Это гениально, Жизель! Намного лучше, чем фотография. Портрет излучает магнетизм, которому невозможно не поддаться.
— Я подарю его отцу. У него в июле день рождения.
— Только сначала покажи портрет своему профессору. Он непременно должен увидеть, какие прекрасные картины ты создаешь и как легко, словно играючи. Я все время спрашиваю себя, зачем ты вообще учишься, потому что совершеннее рисовать просто невозможно. Никто тебя лучшему не научит! Тебе нужно найти галерею и заявить о себе. Люди будут драться за твои картины, и ты станешь богатой!
— Перестань, — сказала она и смутилась. — Если об этом говорить, ничего не сбудется, все мечты разобьются.
Патрик засмеялся и поцеловал ее в голову.
Йонатан и Яна вернулись из театра, где смотрели «Отелло» Верди, в половине двенадцатого. Хотя это была любимая опера Яны, она, когда Йонатан подъехал к подъезду, вышла из машины в довольно скверном настроении. Во время антракта она оступилась в фойе, и у нее болела левая щиколотка. Яна была уверена, что боль пройдет в ближайшие дни, но все же сердилась на себя. Она была не в форме, а завтра с утра у нее пять уроков. Два с половиной года назад она приняла на работу преподавателя танцев с ничего не говорящим именем Ральф, который взял на себя джазовые танцы и степ, что сняло с нее значительную долю нагрузки. И все равно Яна чувствовала, что ей все труднее преподавать с утра и до вечера.
