Но в снах своих ты размышлял... | страница 3
Вот от чрезмерной дозы наркотика погибает беззащитная и беспомощная Ингрид, хорошенькая женщина с кукольным рекламным личиком, брошенная окружающими на произвол судьбы. Ничто, казалось бы, не предвещало столь трагического исхода: ну, купила молодая семья участок, ну, начала строить дом. Вот только строительство это протекало совсем не так, как описывается в рекламных проспектах банковских и страховых компаний. Не по силам оказалась задача неопытным молодым людям. Строительство изматывало их, заставляло залезать во все новые и новые долги, толкнуло мужа на путь грабежа. Лишившись отбывающего в тюрьме свой срок мужа, Ингрид остается в полном одиночестве и не выдерживает давления ситуации. Чуть больше бы ей участия, понимания со стороны окружающих, и не было бы этой банальной бытовой трагедии, трагедии одиночества и внутренней незащищенности.
«Сны Лисички» — тоже психологическая, внутренняя трагедия, трагедия всепоглощающей мучительной любви любви сильнее жизни. Но и эта трагедия только «для двоих», окружающие не удостаивают ее даже обычного в таких случаях праздного любопытства.
Мехтель много пишет о женщинах, вынужденных зарабатывать себе на жизнь, подрабатывать к скромному бюджету семьи, где так трудно бывает порой свести концы с концами. «Производственные» рассказы писательницы поражают точностью воспроизведения рабочей обстановки, выверенностью детали, скрупулезным, порой даже утомительным описанием трудового процесса. Это создает ощущение почти документальности, репортажности. Впрочем, точность детали для писательницы не самоцель. За строгим фактографическим планом неизменно проступает другой план, эмоциональный, обнажающий тяжкие психологические стрессы, внутреннюю неудовлетворенность женщины механическим, изгоняющим все человеческое характером труда. Чрезвычайно показателен в этом плане ранний рассказ писательницы «За стеклянным квадратом», достоверно воссоздающий атмосферу одного рабочего дня на фабрике игрушек, в одном из ее цехов. Напряженный, отупляющий ритм примитивного труда пронизан постоянным равнением на часы — только бы успеть, только бы уложиться в норму, только бы выработать приличную зарплату. Многих этот ритм ломает, превращает в послушные и бездумные автоматы, лишенные человеческих проявлений. Но есть и такие, что сопротивляются ему всеми силами своей души, мечтами, воспоминаниями, рискованными шутками и даже — как только что уволенная Эльза — активным действием. Конечно, шутки второго упаковочного цеха могут показаться грубоватыми, даже злыми. Но ведь у этих несчастных, как правило, неустроенных, превратившихся в механический придаток к ленте транспортера женщин есть только такой способ хоть как-то отстоять свое человеческое достоинство, внести хоть на несколько мгновений нечто незапланированное, человеческое в отлаженный бездушный ритм. Рассказ написан в несколько непривычном для Мехтель стилистическом ключе (как видим, дань эксперименту молодая писательница все же отдавала, и получалось это у нее неплохо). Реальность мешается с воспоминаниями, с вымыслом, с желаемым. Писательница словно наглядно демонстрирует возникновение мифа, легенды о стихийном бунте против начальства, обрастающей все новыми и новыми подробностями в сознании работающих женщин. А ведь создание мифа — это первый шаг к протесту уже реальному, к реальным попыткам отстоять собственное «я», собственную внутреннюю свободу.