из цветных, неразличимых точек.
Я купил билет свой захудалый.
Черным в нем проставленная дата.
Мой автобус тронулся усталый,
в девять-двадцать, вечером когда-то.
Раньше был он – новенький Икарус,
но пахуч, как Авгиево стойло.
А теперь с ним что-то видно сталось,
и почти что выглядит пристойно.
Путь проходит скомкано отсюда,
от начала – к пункту назначения,
как отростки кровяных сосудов,
ответвления времени течения.
Вот, мне кажется, я знаю это место.
Я здесь был зачем-то или буду.
Образ лепится из облачного теста
и какой-то тьмы, из ниоткуда.
За стеклом проносятся пейзажи.
В мире все по принципу подобия.
Человек здесь человека гаже,
И поля – всеобщие надгробия.
Очень трудно встретить добродетель
по стране обставленной как зона.
Здесь мутации обычны тех, кто светел,
от нехватки, видимо, озона.
Я стою у входа Пантеона.
Где-то в прошлом. Едет колесница.
Трупы предков – времени основа.
Проступают в муках чьи-то лица.
Достигая жуткого предела,
я живым иду за занавеску,
заглянуть в сокрытые уделы,
натянув свою судьбу, как леску.
Наше прошлое – предтеча для сегодня.
Мы – не просто будущего камень.
Ничего не смыслим мы в Господнем,
рефлексивно повторяя: «Амен».
И, когда вдруг надоест потеха,
если тут ты не успеешь спиться,
умереть возможно, ради смеха
в плоть вписавшись воина-финикийца.
А потом ты станешь полководцем.
А потом ты станешь Римским Папой.
А потом родишься вдруг японцем.
А закончишь – мишкой косолапым.
И пойдешь ловить форель в предгорье.
И забудешь, что судьба незрима.
И когда в пространство канет горе,
возвратишься в пригороды Рима.
Мне вчера открылось это знание.
И сегодня жду посадки в зале.
Этот рейс уходит в мироздание,
так сказали на автовокзале.
В пункте А справляют панихиду.
В пункте Б давно все веселятся.
Мой автобус, движущий планиду,
у Творца проходит между пальцев.
Пес в моей квартире вислоухий.
Это в будущем. А нынче легкой птицей
лист в саду свалился к небу брюхом,
за предел шагнув самоубийцей.
