Гуттен с любопытством воззрился на него.
- Ради матушки вашей,- чуть не плача, продолжал молить Франц,возьмите меня с собой, а не то мне одно остается: камень на шею - да в воду!
- Да перестань хныкать! Что стряслось? Отчего ты пришел в такую отчаянность?
- Не стало мне житья в Вернеке, все надо мной смеются и издеваются...
- Кто же над тобой смеется?
- Да все! В родном доме проходу не дают. Вчера вечером отец прибил меня и обругал непотребными словами за то будто бы, что я путаюсь с мужчинами. А я не то что с мужчинами, а и с женщинами-то дела не имел, хоть мне и пошел уже двадцать третий год. Во грехе любострастия я покуда не повинен.
Гуттен выпрямился в седле и сурово сказал:
- Я тоже. Однако ничего зазорного для себя в этом не вижу.
- То вы, сударь, а то мои односельчане, которые за человека меня не считают, раз я не спал с женщиной.
- Кто сказал, что хранить целомудрие до брака надлежит только девицам? - тоном проповедника отрезал Филипп.
- Как я счастлив услышать от вас такие слова! - возликовал Франц, утирая слезу.- Ах, если бы все были такими!.. Итак, ваша милость, вы позволяете следовать за вами? Я умею стряпать и шить, держусь в седле не хуже рейтара и стреляю из арбалета без промаха. Я пригожусь вам, вот увидите, а платить мне не надо. Спать могу хоть на голой земле. Уделите от своих щедрот ломоть хлеба, тем я и сыт буду.
Гуттен глядел на него, раздумывая: "Мне и в самом деле понадобится слуга, а он обойдется мне дешево".
И он, коря себя за то, что пользуется безвыходным положением Франца, все-таки решил взять его к себе на службу.
7. СПУТНИЦА
Они прибыли в Севилью первого марта 1534 года, за десять дней до назначенного срока, ибо, как сказал Франц, "всегда лучше поспешить, чем опоздать".
- Мой брат, епископ Мориц, любит повторять: "Точность - вежливость королей".
- Так чудненько быть точным, сударь,- поддакнул Франц.
- Я уже просил тебя,- строго заметил ему Филипп,- воздерживаться от твоих излюбленных словечек вроде "чудненько", "славненько", "миленько". Мужчинам не подобает сюсюкать. И незачем устраивать у себя на лбу такой кок - ты похож на попугая.
- Ах, сударь,- с наигранным ужасом отвечал Франц,- боюсь, что не убедил вас в том, что мы с доктором Фаустом безгрешны и чисты.
Когда они подъехали к Хиральде1, Гуттен был мрачнее тучи. Как ни старался доказать ему Франц, что порок глубоко чужд ему, что злые сплетни распускает про него Камерариус, сам делавший ему нескромные предложения и получивший решительный отпор, вся его повадка доказывала обратное; по приезде же в Испанию начались и настоящие неприятности, ибо его оруженосец беспрестанно становился жертвой бесконечных насмешек, грубых шуток и нескромных вопросов. В этой стране "богомерзкое извращение" каралось смертью, и Филипп еще не позабыл, какое зрелище открылось ему в Толедо: на крепостной стене вниз головой висели шестеро казненных.
