— Рассказывайте, Николай Арсеньевич, — кивнул Руднев своей забинтованной головой. — То, что происходило в последнее время, господин поручик, для нас было весьма необычным и поучительным. Так что излагайте вашу историю. Не могу же я написать в рапорте его высокопревосходительству наместнику Дальнего Востока и государю императору: «Все японцы вдруг взорвались».
— Хорошо, — сказал я. — Тогда слушайте. В далеком будущем, а точнее в 2012 году, у России в который уже раз возникли проблемы с ее вечным источником головной боли на юге — Турцией. Возникла потребность, не доводя дела до войны, объяснить неразумным потомкам Османа и их покровителям на далеких туманных островах, — офицеры улыбнулись, поняв, кого я имею в виду, — пагубность их политики. Для этого из Севастополя, Кронштадта и Мурмана вышли эскадры. Местом их встречи были воды, прилегающие к острову Кипр…
— Господин сказочник, — ехидно заметил молодой офицер, которого мне представили как лейтенанта Зарубаева, — и Турция так просто пропустила корабли Черноморского флота через Проливы… Не верю я этому, турки, конечно, дураки, но не полные идиоты.
Я пожал плечами:
— Господа офицеры, после одной проигранной Турцией войны «Договор о Проливах» был составлен так, что в мирное время Турция была просто ОБЯЗАНА пропускать через Проливы военные корабли всех черноморских держав. Запрет на прохождение приравнивался к объявлению войны… Так что пропустили, никуда не делись.
— О-очень полезный договор, — заметил лейтенант Беренс, строго взглянув на Зарубаева. — Нам бы тоже такой же не помешал.
— Господа, господа, — прервал дискуссию каперанг Руднев, — мы отвлеклись. К тому же пока ничего из сказанного нашим гостем не объясняет сегодняшних событий.
— Как раз все объясняет, Всеволод Федорович, — минуточку терпения… Когда эскадры сошлись в означенном квадрате и приготовились выполнять поставленную задачу, то случилось вот что… — Я как можно точнее описал им и туман и голос. — И вот мы здесь, господа офицеры, с вами. Как я и сказал, с сегодняшнего полудня вступили в эту войну. И мы оказались одновременно там, у себя дома, и на трех других войнах, поражения в которых сделали историю России столь несчастной. Батюшка может как-то прояснить для меня этот вопрос, что это может быть с его точки зрения?
— Да, господа, история… — протянул лейтенант Беренс, первым пришедший в себя после моего рассказа, — никакому сочинителю в голову не придет. А скажите, чем это вы так по японцам отработали. Вот наш начарт, лейтенант Зарубаев, так ничего и не понял.
