60
схватился за ручки, приподнял большим пальцем предохранитель и обоими большими пальцами нажал на спусковой рычаг.
Через прямоугольное отверстие в щите, как через окошечко, все виделось суженно, и поэтому четче - кусок пространства перед позицией роты и в нем горящие два бронетранспортера и два еще целых, а перед бронетранспортерами торопливо бегущие к ним, к роте, немцы и то, как взбивают пыль сразу за немцами пули его пулемета.
- Ленту! - крикнул он.- Ленту!
- Есть ленту!
Веня сунул конец ленты в приемник.
Андрей правой ладонью толкнул рукоятку дважды вперед, видя, как лента вдернулась в приемник, представляя, как замок, поднявшись, а затем опустившись, втолкнул патрон в ствол.
- Держи! - крикнул он Вене, не глядя на него, глядя лишь на прорезь прицела, на мушку и на фигурки перебегающих немцев.
Справа, сзади них, вдруг хлопнуло раз, другой, третий, пятый. Била то ли одна наша пушка, то ли били сразу две. По звуку Андрей определил, что это пятидесятисемимиллиметровка с длинным стволом. Для такой пушки, в стволе которой снаряд разгонялся до чудовищной скорости, для такой пушки эти бронетранспортеры были лишь мишенями - бронебойный пробивал их насквозь. Оба транспортера дали задний ход, и оба - один за другим - загорелись. Из них выпрыгивали немцы.
По горизонтали водить пулемет при стрельбе не надо - каждая пуля, вылетая из ствола, вращаясь, толкает ствол вправо, поэтому по горизонтали пулемет рассеивает сам, и если на него идет цель, то этого рассеивания достаточно, чтобы срезать эту цепь.
Держа левой рукой колесико вертикальной наводки, держа правой рукой рукоятку затыльника, нажимая на спусковой рычаг большим пальцем этой руки, все время глядя через окошечко в щите, видя, куда ложатся его пули, Андрей стрелял, довертывая механизм вертикальной наводки так, чтобы пули ложились за цепью. Это означало, что цепь они пролетают на уровне груди атакующих.
Он срезал эту цепь, бормоча:
- Думали - все? Думали - как котят? Ленту! - крикнул он, когда, чуть скосив глаза вправо, увидел, что Веня поддерживает уже хвост той ленты, которую он расстреливал.
Веня полулежал спереди справа от него: место второго номера расчета, чтобы удобнее подавать ленту в приемник, было выдвинуто на полметра вперед. Веня полулежал, навалившись боком на площадку, опустив голову под щит так, что короб пулемета и приемник были у него перед глазами. Это все, что он видел - трясущийся короб, дергающийся приемник, который, как какой-то прямоугольный рот на боку пулемета, глотал ленту. А лента прыгала, билась, как живая, и ее следовало аккуратнейшим образом поддерживать, как что-то нежное, хрупкое, иначе ленту могло перекосить, в приемнике патрон бы заело, и пулемет бы умолк.
