- Давай, давай! Давай! - командовал гребцам ротный.
Сотню метров они кое-как протащились. А Днепр стал серо-бурым от песка и ила, выброшенного бомбами. Казалось, что-то случилось с его дном, что подо дном вдруг заработал какой-то вулкан, прорвавшийся в разных местах и швырявший через воду куски дна.
Но берег был близок! Высокий, с отвесным совершенно обрывом, густо поросшим поверху деревьями, берег был совсем близок, так близок, что различались не только красные стволы сосен, белые березы, зеленоватые осины, но четко виделись и бордовые палочки тала на косе у подножия обрыва, лопухи, давно прибитое к косе серое от воды и солнца, похожее на телеграфный столб бревно, покачивающееся в прибрежной пене.
Так близко от берега течение было спокойным, оно не успевало сносить ни этот ил, ни поднятый песок, ни все остальное, что было в Днепре, что он держал на себе, отчего не мог освободиться. Перевернутые понтоны, похожие на спины продолговатых гигантских черепах, купающихся в прибрежной воде, лениво покачивались, фонтаны от бомб мочили их, и понтоны поблескивали, как лоснились от жира. Солдаты, которые были сброшены с них, с лодок, с плотов, но не утонули или не были разорваны взрывами, цеплялись за них, за их клепаные ребра, подталкивали их к берегу, и казалось, что эти чудовищные черепахи, переплыв Днепр, то ли от усталости, то ли от того, что и спешить им некуда, не торопятся выходить из воды. Набрякшие, едва плавающие или даже совсем погрузившиеся под поверхность реки скатки, напоминали больших серых медуз, белобрюхие рыбы лежали вниз спиной, тут же плавали щепки от досок, плотов, обломки этих досок и целые доски, мачта с парусом со свежим изломом у основания, как будто кто-то взял и отломил ее, обрывок веревки, скрутившийся наподобие серой дремлющей в воде змеи, белый прыгающий на волнах закрытый алюминиевый котелок, разного цвета мокрые головы тех, кто вплавь добирался до берега. Все это тут медленно двигалось вниз, подпрыгивая при каждом новом взрыве.
А «юнкерсы» не уходили, меняясь лишь для того, чтобы слетать за новыми бомбами. «Юнкерсы» падали, но сбить их всех или не подпустить к Днепру было, конечно, невозможно, потому что их яростно защищали «мессеры», устремляясь наперехват нашим истребителям, связывая их, оттягивая на себя, защищая «юнкерсы» своим огнем, подставляя под прицелы себя. И бомбы падали, и падали, и падали, и Днепр взрывался, вспенивался, все мутнел, и надо было, лихорадочно гребя, проталкивать до краев осевший понтон через само тело этого грязного сейчас Днепра.
