А теперь замените изначально вежливых японцев на изначально рвущихся перервать глотки друг другу русских и ордынцев.
Втрамбуйте в такой вагон кавалерийский эскадрон полного людского и конского состава…
Всё равно — не похоже. Пассажиры в метро привычны к давке. Они по своему личному опыту знают — надо потерпеть и всё будет хорошо — доедешь до места, побежишь по делам…
Люди на Куликовом поле… Крестьяне, привыкшие здороваться за десять шагов. Степняки, у которых клаустрофобия начинается при виде костра соседнего становища ночью в степи. Замкнутое пространство. Инстинктивная паника. «Замуровали демоны!». Отражение собственного ужаса в десятках тысяч глаз вокруг, человеческих, лошадиных… А впереди — смерть.
И очень слабенькая надежда: убить хоть кого-нибудь в этот последний час жизни, в этом спрессованном до рёберного хруста месиве людей и коней, врагов и соратников.
Справа стоит мёртвый сосед. Разрубленное, запрокинутое лицо. Мухи ползают. Не падает — некуда. Чуть дальше — парнишка из соседней деревни, кровавые пузыри лопаются на губах — сломанные рёбра пробили лёгкие.
Если сейчас ударит Засадный полк — напор противника сперва усилится — моя очередь помирать придёт.
Если засвистит татарская дудка — они отойдут.
И мы отойдём. На два шага. Строй чуть ослабнет, мёртвые и тяжелораненые упадут на землю.
«Здесь никто не найдет, даже если б хотел,
Руки кверху поднявших.
Всем живым — ощутимая польза от тел:
Как прикрытье используем павших».
Здесь — не найдёт. Поднять даже одну руку — сдохнуть.
Тот парень с пузырями — поднял. Руку с топором — хотел ворога ударить. Чего с татарином случилось — не видал, а пареньку рёбра сломали.
«Павшие» — не «прикрытье» — подготовленное предполье. Татарские кони в атаке спотыкаются на телах, образуются целые завалы перед нашим «забором».
Пьер Безухов, попав на Бородинское поле, был крайне удивлён его пустынностью. Массы вооружённых людей отнюдь не сталкивались непрерывно, не кидались грудью друг на друга, как ему, гражданскому человеку, по общепринятым представлениям о битве, казалось должно было быть. «Основной вред происходил от снарядов и пуль, пролетавших над полем во всех направлениях».
Можно дать числовые оценки. То, что необстрелянный граф воспринимал интуитивно, то французская полевая медицинская служба описывала в рапортах. Примерно 2/3 раненых пострадали от артиллерийских снарядов разного вида, четверть — от ружейных и пистолетных пуль. Потери от холодного оружия всех видов — 5–6 %. В том числе: 0.5–1.5 % — от штыков. Это в сражении против русской армии, в которой штыковой удар являлся фирменным знаком и поводом для особой гордости!
