И этот, мутный ещё, не сфокусированный, бессмысленный взгляд вдруг начал твердеть, наполняться вниманием, смыслом, любопытством и… любовью. Радостью от вида меня! Я ж этого ничем не заслужил! Просто оказался в этом месте в это время. Не в моё время — в ваше!
Подарок судьбы. Меня радует, когда мне радуются. И печалит: сколь же много таких подарков я пропустил, не получил, по лености своей, невнимательности, замороченности…
Я знаю, девочка, что я тебя придумываю. А ты — меня. Мы оба одеваем друг друга в одежды собственных иллюзий. И пока реальность не начнёт рваться из этих одежд — наша радость с нами.
А девочка растёт — вежество вон, манеры такие…
— Здравствуй, Любава. Что-то ты далеко остановилася. Раньше-то я тебя с шеи снимал, а теперь…
О-ох… «Раньше» — продолжается. Только девочка тяжелеет и одежда на ней зимняя.
— Ванечка! Миленький! Я тебя так ждала! Так ждала! Все очи просмотрела! Я им всем рты позатыкала! Ну не может такого статься, чтобы ты ко мне не пришёл! Ну не может! Нету такой силы!
Как говорил Чарджи: у поганых клея не было, чтобы Ваньку в землю забить. А здесь, похоже, уверены, что такого клея, в природе и вовсе нет.
— Ой, Ванечка! Глянь — сейчас совсем подерутся!
Факеншит! Люди — это всегда проблема. Маленькие люди — большие проблемы. Либо — сразу, либо — когда вырастут.
Ольбег что-то высказал Алу и теперь молотит его кулаками. А тот только голову закрывает.
Всё правильно: по правилу территории — самец Ольбег на своём дворе. Разве что — двор не метил, да и сам ещё не самец. И по правилу сословий: вятший бьёт быдлёнка. Опять же — иноземца-инородца-иноверца-чужака. Ксенофобия форева!
Одна только моя «жаба» против. Бздынь.
— Ты…! Ты чего?!
Ольбег, выкинутый за шиворот в сугроб, очень удивлён насильственным прекращением проявления его исконно-посконных прав. Любава, забравшаяся ко мне в подмышку, радостно выглядывает оттуда и хихикает при виде ошарашенной, мокро-заснеженной физиономии боярского внука. Я понимаю, что при её нынешней эйфории — ей хоть палец покажи. Но… нехорошо это.
— Любава, нехорошо смеяться над глупым ребёнком. Ошибки бывают у всякого.
— Я…! Я не ребёнок! Я — боярский сын! А он… а она… они все… они холопы! Они рабы! Они должны… я…
— Не якай. Это только каша ячневая — хороша. Ты — не боярский сын. Твой отец, Храбрит, был служилым человеком. Получил вотчину. Но не успел её поднять. Не успел получить боярство. Ты даже не боярский внук — у Акима вотчина есть, но дружина не выставлялась, к князю на сборы не являлась. Тоже боярства нет. Мы с тобой какбы-полу-недо-почти-псевдо-квази-около-бояричи. Вроде него — он такой же ханыч.
