Когда я ее разыскал, ей было почти сорок, а сорок лет в наших краях — уже старость. Она так и жила в захолустном райцентре, на самой окраине, замужем за рабочим-железнодорожником, щуплым и сморщенным, как больная обезьяна. Конечно, он каждый вечер закладывал за воротник, конечно, он бил ее. У них было четверо детей, как две капли похожих на него.
Никто в этом городишке ничего не знал об истории появления Арины на свет. Не знали ни муж, ни дети. Когда я подошел к ней и поздоровался… Нет, невозможно описать тот дикий, звериный ужас в ее глазах. Арину била крупная дрожь, мне еле-еле удалось успокоить ее, убедив, что не собираюсь никому ни о чем рассказывать.
Она боялась, что я разрушу ее счастье.
* * *
А с Савой мы дружили.
Сава… Трудно описать в двух словах, каким он был, — но я попробую.
До сих пор не могу постичь, как его матери удалось воспитать его таким. Сава жил так, словно у него никогда и не было бубнового туза на спине. Словно никто не дразнил его «ублюдком нечистого», не травил, не сживал со свету. В нем не было той отчужденности, того противопоставления себя всему миру, которые вылилась в агрессию Власа, незаметность Федора и гордую самоизоляцию Арины. Сава был — открытый. Готовый с улыбкой шагнуть навстречу кому угодно.
Он постоянно что-то выдумывал, мастерил, изобретал, фантазировал. В иной ситуации Сава с детства стал бы душой села, центром, вокруг которого крутилась и бурлила бы вся его юная жизнь. Впрочем, я уверен, что, если бы не взрослые бабы, ему удалось бы расположить к себе детей и подростков, победив их ненависть и страх своим неуемным интересом к окружающему миру. Но детям запрещали играть с «ублюдком нечистого»; поэтому вся дружба Савы без остатка доставалась мне.
Мы запускали в речку корабли немыслимых конструкций; мы отпаивали молоком лосенка, забредшего из лесу; мы учились делать пирамиду на руках, будто акробаты; мы читали вслух книгу про индейцев; мы отметили на старой карте мира наше село и прокладывали маршрут экспедиции через тайгу… Не было дня, чтобы у Савы не родилась какая-нибудь потрясающая идея. А между идеей и началом ее осуществления не успевала проскочить и самая быстрая луговая ящерка.
Думаю, кроме всего прочего, нам еще и завидовали: ни у кого из сельских детей не было таких интересных игр, как у меня и Савы, Не один и не десять раз нам приходилось сломя голову мчаться прочь от улюлюкающей толпы. Приходилось и драться — спина к спине — но тех, других, всегда оказывалось больше. Однако и после самых жестоких драк — избиений — Сава сохранял способность улыбаться. Нараспашку, с готовностью любого простить и принять.
