Пламенеющий воздух | страница 147



Не так давно приезжавший из Москвы членкор Косован (все-таки приехал, все-таки заинтересовали!) научную часть эксперимента в общих чертах одобрил. Но указал и на слабые стороны.

Их было две.

Первая слабость: мало контролирующих ветер приборов. И видеокамеры, фиксирующие работу операторов, нигде не установлены!

Слабость вторая: где же гарантии безопасности?

— А если какие-нибудь осложнения или, не дай бог, непредвиденные последствия? — спрашивал раздраженно членкор. — Эфирный ветер — явление спорное, явление в современных условиях почти недоказуемое. И к тому же явление, по существу разрушающее основы современной физики. Одни противоречия с общей теорией относительности чего стоят! А уж если смотреть правде в глаза, — тут-то Борис Никонович глаза свои широко и раскрыл, — то полное противоречие этой основополагающей теории! Да, Эйнштейн еще в 1926 году сгоряча произнес: «Если существует эфир, то моя теория относительности просто не может существовать!».

Но мало ли чего не скажет великий человек в минуту отстранения от научных мыслей? Зачем же всплеск эмоций принимать за чистую монету?

Исходя из всего этого, перспективный план экспериментов и бизнес-план членкор Косован подписать отказался. А приемку работ по вводу в действие новых объектов предложил отсрочить.

— Поработайте еще с годок, Трифон Петрович. Ресурсов и средств поднакопите, теоретические выкладки подновите, приборы новые раздобудьте. И уж тогда — жахнем так жахнем!

Здесь Борис Никонович Косован — стройный, с приятно-моложавым лицом, правда, с чуть подпорченным двумя сине-красными поперечными рубцами подбородком, — едва сдерживая ему самому непонятную радость, улыбнулся.

Ну, радость членкора — она-то была как раз объяснима.

Чтобы задобрить высокого гостя, Трифон с кузнечиком Колей сразу после приезда повели Косована в лучший романовский ресторан.

Во время застолья членкору и продемонстрировали одну штуку, которая по мысли Трифона должна была в образной форме доказать: все эфирные эксперименты в Романове пройдут дружно, слаженно!

Сразу после первого и второго тостов встала самая красивая из приглашенных сотрудниц — это была, конечно, Ниточка Жихарева — и тихо-сладко так пропела:

— За гостя дорого московского! За Борис Никоныча светлого, Борис Никоныча всесильного! Мы сейчас к-а-а-а-к…

Последовала генерал-пауза. Все сидящие, кроме Косована, привстали.

И вдруг застолье, как по команде, взорвалось тремя дымящимися файерами: