Немного подумал, стоит ли продолжать, а потом договорил:
— Так обычно выглядели обвиненные в колдовстве девушки после ночи, проведенной в застенках пыточных Инквизиции. И ведьмами они не были. К тому же у нее были характерные ссадины на шее, да и взгляд такой никогда не спутаешь с чем-то иным.
У Исэйаса аж дух перехватило от возмущения:
— Да как ты смеешь! Наставники бы никогда… — он осекся, вспомнив, как однажды магистр Гайюс сказал ему, что практикующие колдовство — не люди, и законы людской морали к ним неприменимы.
Хес насмешливо поглядел на замолкшего мальчишку:
— А тебя не удивляло, что слишком часто обвиняемыми становились совсем молодые и весьма миловидные девчонки?
— Они могут принимать любой облик, — неуверенно начал оправдываться Исэйас, но на душе было паршиво — еще одна монетка упала на чашу весов охотника.
То, как поступил Хес, привело послушника в ужас, но в самой глубине души он понимал, что тот мерзавец заслужил того, что с ним сотворили. А значит — охотник сделал верный ход. И Исэйас ужаснулся свои же мыслям.
— По-моему, ты путаешь их с фейри, — мужчина примолк, когда к костру вышла переодевшаяся девушка.
С мокрых волос падали капельки влаги, пропитывая одежду. Она, иногда вздрагивая, попыталась руками разобрать спутанные волосы, и Исэйас видел, как Хес, ни слова не говоря, достал из своей сумки простой деревянный гребень и протянул девушке. И впервые за все это время на бледном лице появилось слабое подобие благодарной улыбки.
Среди ночи Исэйас проснулся от странных звуков. Открыл глаза и осторожно перевернулся набок. Девушка сидела на коленях Хеса, уткнувшись лицом ему в грудь, и тихо плакала. Хрупкие плечи содрогались от рыданий, тело била крупная дрожь; она что-то невнятно говорила. Охотник обнимал ревущую девчонку, гладил по легким волосам и тихо, успокаивающе что-то шептал.
И вновь Исэйас увидел те перемены, что и тогда, на том привале. Хес менялся настолько сильно, что, казалось, перед ним совсем иной человек. Не тот, кто набросился с мечом на Инквизитора; не тот, кто жестокими словами хлестал по растерянному мальчишке, сидящему в пыли; не тот, кто так страшно расправился с насильником… Не легендарный охотник, а простой человек, умеющий сопереживать и вообще способный на другие чувства, кроме злобы и ярости.
Через четверть часа девушка перестала плакать и, судя по всему, уснула, так и не отпустив рубашку Хеса. Охотник поднял глаза, и Исэйас снова замер, зачарованный серебром, переливающимся в светлых глазах. Охотник заметил, что мальчишка не спит, и поспешно, словно чем-то мог навредить, отвел взгляд мерцающих глаз.
