— Э-э, Ожерелье, так тоже не годится, — неуверенно протянул кормчий. — Мы ведь ничего не понимаем.
— А я ничего не могу сказать! — рявкнул капитан.
— Хватит! — перебил его палубный. — Мы сейчас просто-напросто перегрыземся, как свора псов над костью, — и этим все кончится. Три Ножа, отстань от капитана! Лучше вспомни — мы уже раз прошляпили богатый хабар из-за того, что излишне распустили языки. Помнишь?
Я помнил. Было такое дело. Шел купец с Архипелага на Побережье, камни вез драгоценные и много еще чего. И был у нас на «Касатке» один придурок — мозгов меньше, чем у медузы. Перепил он как-то и сболтнул лишнего. А Гил Рябой, сволочь еще та, смотался из гавани по-тихому и встретил купца на десяток верст раньше, чем мы его поджидали. В результате мы остались с носом. Правда, Рябой до сих пор боится заходить на Рапа, когда наша «Касатка» там стоит, но купец нам хвостом махнул и тю-тю. Три Ножа полудурку этому чуть голову в задницу не воткнул, а Ожерелье почему-то не дал братве распотрошить недоноска — только вышвырнул с «Касатки». Но, говорят, кто-то ему и без нас кишки наружу выпустил.
Голос баллистера отвлек меня от воспоминаний.
— Руду, не путай дерьмо с гранатой, — сказал Три Ножа веско. — Тогда окно в каюте было бы закрыто, или мы бы сидели наверху у Хлуда за запертыми дверями. Ожерелье, «Касатка» принадлежит не только тебе…
Дальше я уже не услышал, потому что с палубы истошно заорали, призывая меня по имени. Я кубарем вылетел на зов, проклиная про себя неожиданную помеху. Разрази меня молнией, дело-то творится нешуточное! И Ожерелье ведет себя так, будто и впрямь умом тронулся…
Звал меня Крошка, а рядом с ним у сходен ошивался еще кто-то. Я пригляделся и чуть не растянулся в полный рост, споткнувшись от неожиданности: это был тот самый незнакомец из «Барракуды», который сидел там за перевернутым бочонком у стены. Я его сразу узнал, хотя и видел всего-то один раз, и тот мельком. Он смотрел на меня, ожидая, когда я подойду.
— Даль, чего валандаешься? — опять заорал Крошка. — Давай быстрее.
Но со мной случилось непонятное: идти-то всего ничего осталось, но ноги мои ни с того ни сего стали как деревянные. Мне казалось, что я вдруг оцепенел и иду медленно-медленно. Крик Крошки тоже звучит как издалека. А незнакомец спокойно и внимательно следит за моим приближением своими прозрачными зелеными глазами.
— Даль, отведи его к Ожерелью, — сказал Крошка.
— К капитану? Зачем? — брякнул я, а сам еще весь в наваждении.
