— Нет, — ответил я, но мне стало как-то не по себе.
— Мой старик когда-то тоже был добрым. Он рассказывал мне разные истории и сказки. А ты знаешь сказки, Сукхрам?
Я рассердился и резко схватил ее за руку. А она рассмеялась:
— Вот у меня был попугай, он тоже знал много историй…
Я окончательно вышел из себя и заломил ей руки за спину.
— Нет, ты не острый нож, ты садовые ножницы, — не унималась Каджри. — Пока плоды не упадут тебе на голову, ты и не подумаешь их срезать. А может быть, ты и не знаешь, с какого конца держать нож?
— Ты коварная женщина, Каджри!
— Я? Коварная? Ты удивляешь меня, откуда у тебя такие мысли?
Но по ее лицу я понял, что она польщена…
Начали гаснуть первые звезды, Каджри встала.
— Пожалуй, я пойду, а то скоро мой Курри проснется.
— Ты боишься?
— Пусть боятся мои туфли, им придется здорово поработать по его голове. — Она посмотрела на меня. — Одно слово, и я останусь.
— Иди, Каджри. Придешь завтра?
— Давай деньги, принесу завтра молоко.
— Как их сейчас в темноте найдешь?
— Ладно. Я принесу и так.
— Скажи, Каджри, почему тебе вздумалось кормить меня?
— Почему? А как ты думаешь, зачем все женщины в мире разводят очаг? Для того, чтобы кормить, поить, ласкать и утешать мужчину. Мужчины — это сторожевые собаки, которые лижут руки тому, кто их кормит.
— Вон отсюда! — рассвирепел я.
Каджри рассмеялась и, радостно бросив: «Приду завтра», убежала.
Сукхрам продолжал свой рассказ:
— Пьяри начала выпускать коготки. Однажды загорелся дом брахмана Нироти. Это произошло в субботу. Жена брахмана была бездетна, и кто-то пустил слух, что виновата она. По старинному поверью, если женщина в субботу подпалит семь домов, у нее появится ребенок. Полиция тут же взяла ее под стражу.
Не прошло и недели, как разнесся слух, что полиция посадила в тюрьму двух тхакуров за неуплату поземельного налога. Вскоре все узнали, что правительство продало их землю с молотка, и они остались нищими.
Когда я пришел к Пьяри, она гордо восседала на кровати и жевала бетель.
— Слыхал? — спросила она.
— О чем? — я прикинулся незнающим.
— У Нироти сгорел дом, а обоих тхакуров я сделала нищими! — Пьяри громко рассмеялась. В глазах у нее вспыхнуло злорадное торжество и ненависть.
— Пьяри, но у них ведь дети. Что с ними будет? Что станут делать их жены?
— То же, что делала я. На свете, слава богу, не один полицейский.
Я замер от удивления: в словах Пьяри было столько яда!
— А ты никому не хотел бы отомстить? — неожиданно спросила она. — Только скажи. Я с ними мигом расправлюсь!
