— Время позднее, господин, — решительно сказал Сукхрам, — пора возвращаться.
Он видел, что я сгораю от любопытства, но вместо ответа просто оборвал разговор и ушел.
На третий день мы отправились в лес. Я обратил внимание на дым над вершинами деревьев.
— Что это, Сукхрам?
— Там жгут костры. Это наш табор.
Мы подошли поближе. За деревьями ютились маленькие хижины, их было не более десятка. В вечернем сумраке они чуть заметно виднелись сквозь густую листву. Впереди чернел колодец. Я было направился к нему, но остановился, пораженный: к колодцу шла девушка лет тринадцати-четырнадцати. На ней были цветастая юбка и кофта с широким вырезом, открывавшим плечи. Я не мог отвести взгляда от ее прелестного нежно-розового лица, больших голубых глаз и золотистых волос. Ее нос был слегка вздернут, а на щеках пылал румянец. Она улыбнулась мне.
— Чанда? — послышался удивленный голос Сукхрама. — Почему ты не дома?
— Я пекла лепешки и вышла набрать воды.
Девушка была, видимо, дочерью Сукхрама, хотя всем своим обликом заметно отличалась от местных жителей. Только ее голос звучал так же резко и пронзительно, как и у всех в здешних краях.
Сукхрам закурил бири[3] и задумчиво поглядел в ту сторону, где у подножия горы стоял просторный дом, освещенный лунным светом.
— Что там за строение, Сукхрам?
За него ответила девушка:
— Это дак-бунгало[4], раньше туда приезжали знатные господа, но теперь их времена прошли, — сказала она и засмеялась. По лицу Сукхрама пробежала тень. В тот вечер он не произнес больше ни слова.
Я вернулся к себе, вернее, в дом друга, где поселился. За дружеским столом мои хозяева без конца рассуждали о том, что хотели бы отсюда уехать, что им надоела деревня. Они долго жаловались на деревенскую жизнь, но, в конце концов, пришли к выводу, что деревня все же лучше, чем город, и поэтому, несмотря ни на что, они останутся здесь. Потом заговорили о моей ноге. Вспомнили про Сукхрама, и я рассказал о встрече с его дочерью. Хозяин дома отложил хукку[5], вымыл руки в тазике и отодвинул его в сторону. Мой рассказ о встрече с Чандой его почему-то расстроил…
— Да скажите наконец, в чем дело? — спросил я. — Допустим, она не похожа на здешних девушек. Ну и что? Какое это имеет для вас значение?
— А ты пойди-ка поищи сейчас моего Нареша, тогда сообразишь…
— Не понимаю, что вы хотите сказать?
— А то, что Нареш стоит сейчас где-нибудь под деревом, вздыхает и повторяет на все лады имя Чанды.
Я рассмеялся. Старший сын моего друга едва достиг пятнадцати лет. Чанде и того меньше — лет тринадцать-четырнадцать. На мой взгляд, пара хороших подзатыльников быстро излечила бы обоих от любви.
