— У тебя больше нет джина.
Ее губы задрожали.
— Может, сходишь и принесешь?
— Нет. — Я бы ни за что не стала этого делать и Коулу запрещала покупать ей выпивку. — Мне уже пора собираться на работу, — сообщила я и приготовилась к худшему.
Ее лицо немедленно искривилось от отвращения, налитые кровью зеленые глаза злобно сузились. Вместе с ядом в ее голосе стал заметней и акцент.
— Прям не может мамке выпить притащить! Мелкая ленивая дрянь! Че, думаешь, я не знаю, чем ты там занимаесся? Потаскушничаешь все. Ноги раздвигаешь перед каждым мужиком, кто тебя захочет! Я вырастила шлюху! Чертову гребаную шлюху!
Привычная к маминому «раздвоению личности», я вышла из ее комнаты и отправилась на кухню за шваброй, по дороге через гостиную ощутив кипящую ярость Коула. Мамин голос перешел в крик, оскорбления сыпались все быстрее, и, проходя мимо брата, я увидела, как он мнет в кулаке лист бумаги. Я покачала головой, давая ему понять, что со мной все в порядке, и вернулась в мамину спальню.
— Что ты делаешь? — прервала она свою тираду, когда я наклонилась, чтобы убрать разбитую бутылку.
Я не ответила.
— Оставь все как есть!
— Мам, ты порежешься, если я оставлю.
Она снова захныкала, и я ощутила перемену в настроении. Я имела с ней дело достаточно долго, чтобы понимать, с какой ее стороной сейчас столкнусь. Было только два варианта: бедненькая милашка или ядовитая стерва. На сцену собиралась выйти первая.
— Прости меня. — Она всхлипнула и начала тихонько плакать. — Я ничего такого не имела в виду. Я люблю тебя.
— Знаю. — Я встала. — Но я не могу принести тебе выпивку, мам.
Она села, нахмурившись, и потянулась к кошельку на тумбочке. Ее пальцы затряслись.
— Коул принесет. Я дам денег.
— Мам, Коул еще слишком маленький. Ему не продадут.
Пусть лучше она верит, что это никак не связано с его нежеланием помогать. Я не хотела, чтобы ему пришлось попасть под огонь ее желчности, пока я на работе.
Ее рука упала.
— Ты поможешь мне подняться?
Значит, собирается идти сама. Я прикусила язык, чтобы не начать спорить. Мне нужно было удержать ее в хорошем настроении, чтобы уйти спокойно.
— Сейчас выброшу стекла и вернусь помочь тебе.
Когда я вышла из комнаты, Коул уже ждал у двери, протягивая руки.
— Давай мне это, — кивнул он на стекло, — а сама помоги ей.
У меня защемило в груди: какой хороший он все-таки мальчик.
— Когда выбросишь, уноси комиксы к себе. Сегодня с ней лучше не встречаться.
Коул кивнул и отвернулся, но я заметила, как напряглось его тело. Мальчик становился старше и все больше расстраивался из-за нашей ситуации и собственной неспособности что-либо с ней сделать. Мне нужно было только, чтобы он продержался еще четыре года. Тогда ему исполнится восемнадцать, и я легально смогу увезти его отсюда, подальше от нее.
