Пришлось бы слишком много всего объяснять, а девочка уже собралась обратно в дом.
Никаких тебе печений.
Ни тебе «привет», ни «меня зовут» или хотя бы «приятно познакомиться».
Никаких разговоров про фонарики. Первые слова, с которыми она обратилась ко мне: «С ним все в порядке?»
— Я заберу тебя в пять, — шепчет Дэвид. Слезинка, как крошечная жемчужина, дрожит у него на реснице.
Руки мои разжимаются.
— Папа обязательно приедет. Если человек опаздывает, это не значит, что он не придет.
Но это не помогает. Я протягиваю руку, утираю его слезу большим пальцем и произношу единственные известные мне слова, которые могут его успокоить:
— «Квак, ты какой-то зеленый».
Дэвид всхлипывает.
— «Но я всегда зеленый, я же лягушка».
Я делаю паузу, притворившись, будто не помню, что дальше, хотя знаю всю книжку наизусть, слово в слово.
— «Сегодня ты слишком зеленый, даже для лягушки».
Дэвид смотрит на меня.
Я киваю:
— Даже для лягушки.
Мы с Дэвидом сидим на качелях до тех пор, пока папина машина не останавливается перед домом.
— Ты готов? — спрашивает он, хотя Дэвид уже несется ему навстречу.
Я смотрю, как Дэвид пытается забраться в машину с раскрытым зонтом в руках.
— Прости, что опоздал, — кивает мне папа. — В последнюю минуту объявилась миссис Джесланд — у нее закончились сердечные капли. — Хочешь с нами, Кэтрин?
— Нет, спасибо.
Я смотрю на часы. Пять сорок две.
Порой приходится довольствоваться тем, что есть
В среду утром я испекла печенье. Но дверь мне никто так и не открыл, хотя я звонила соседям дважды. Мама сказала, что когда люди переезжают, у них много хлопот, и вообще надо дать новым соседям время обустроиться. Сегодня утром я хотела зайти снова, но когда я вышла, мини-вэн уже уехал.
По дороге в клинику я стараюсь не давать воли воображению, но когда мы въезжаем на мост, оно уносится вслед за течением. Надеюсь, соседская девочка любит плавать, у нас же есть пруд в нескольких кварталах от моего дома (а теперь и от ее дома!). Надеюсь, у нее нет аллергии на морских свинок — у меня их две. Надеюсь, она немного застенчивая и любит рисовать и читать. И еще надеюсь, что она не сочтет ребячеством сигналить азбукой Морзе.
В клинике мама говорит, что гулять еще слишком холодно. Я сижу и рисую парусники, раскачивающиеся на летних волнах, а мама читает мне вслух — тот эпизод, где колдовство оборачивается против Гарри. Я замечаю, что миссис Фрост нам улыбается. Похоже, она тоже слушает историю.
Звякает дверной колокольчик, и мамин взгляд отрывается от книги.
