И стал я понемногу осознавать, вопреки бешеному сопротивлению всех стариковских комплексов, что, вообще-то, проблема моя разрешилась наиболее оптимальным образом, поскольку хосписа в нашей местности нет, и вряд ли он в обозримом будущем заведется, и даже мало кто знает, что оно такое — хоспис.
И стал исподтишка наблюдать за свалившейся как снег на голову внучкой. Вне всякого сомнения, и она за мной в это время и тоже исподтишка наблюдала. И стали мы размышлять друг о друге, стали делать всевозможные умозаключения, не испытывая ни малейшей потребности делиться друг с дружкой следами наблюдений и размышлений наших…
И странно, почему не сразу, не в первый же момент я обнаружил невероятное — внучка моя Лена и бабушка моя, давным-давно покойная Марфа Архиповна, были похожи как две капли воды. Но впрочем, если пораскинуть мозгами, то ничего странного — я же бабушку свою двадцатидвухлетней, естественно, не знал, а только видел на старой-престарой, чудом сохранившейся фотографии, притом ужасного качества, где сняли бабушку — молодую ударницу животноводства — во время премиальной поездки на ВСХВ, Всесоюзную сельскохозяйственную выставку, ели кто не знает. И чтобы сходство внучки с прапрабабкой обнаружить, потребовалось взглянуть под определенным ракурсом, при определенном освещении, да еще и будучи в соответствующем расположении духа, что раньше не представлялось возможным, но вдруг представилось.
Желая незамедлительно удостовериться, что данное открытие — не плод больной фантазии, я без всякой предварительной подготовки предъявил Лене древнюю фотку, и внучка, ни мгновенья не колеблясь, враз себя признала, только очень удивилась, где, когда и кто ее так заснял и почему никак не удается вспомнить — ведь момент съемки явно не был неожиданным, раз она глядит прямо в объектив.
И мне доставило неизъяснимое удовольствие сообщить моей милой сиделке, что она заблуждается, что та, которая на древнем фото, родилась аж на сто лет раньше…
Разумеется, генеалогическое открытие мгновенно сблизило нас так, как не сблизило бы ничто иное, хотя, разумеется, мы не кинулись в объятия друг дружке, обливаясь слезами, более того, мы продолжали избегать встречаться взглядами, но нечто, постороннему глазу недоступное, радикально изменилось…
Лена приходит ко мне утром всегда в одно и то же время, словно бы опасается сделать некую поблажку себе, но, может быть, и мне. Словно бы рассуждает или интуитивно действует по принципу: если ходишь всегда к одному и тому же часу, значит — служба, но если начать приходить как придется, то это уже будет нечто совершенно иное.
