Возможно, отцу было бы гораздо приятней, если бы и мама хоть изредка тоже ему «ногу терла», помимо исполнения прочих обязанностей. Но я ни разу не видел, чтобы она это делала, и думаю, что он, скорей всего, не смел ее просить…
Отец ложился поудобней на койку, я или же сестра садились рядом на табурет и делали, делали этот изнурительный, к тому же вызывающий отвращение массаж. Это было ничуть не лучше, чем дрова пилить. А отец-то, конечно, в минуты, когда мы «терли ему ногу», в нирване пребывал. И, глядя на него, мать с бабушкой принимались «искаться в головах». Иной раз такой кайф перепадал и сестре, и даже мне, в чьей голове вряд ли что можно было найти как внутри, так и снаружи…
В общем, все мы были не прочь на досуге предаться простейшим житейским утехам, чем-то явно напоминающим рукоблудие, прости, Господи…
И постепенно боль покидала отца. Возможно, наши с сестрой усилия весьма споспешествовали тому, возможно, не весьма, но споспешествовали, однако я в реальный смысл моей работы не верил тогда совершенно — детский нигилизм, что вы хотите.
Боль отпускала отца, и он опять, разумеется с известной натяжкой, «ходил гоголем». До следующего падения. Ведь что ни говори, а был он тогда еще весьма молодым, по нынешним моим меркам, человеком и хотел выглядеть да и жить не хуже других, тем более что некоторые другие, совершенно не считаясь с авторитетом сельского учителя, так и норовили уязвить беднягу в самом для него святом. А святым для него — уж очень хочется мне так думать, хотя, вне всякого сомнения, отец сам подобным образом никогда не формулировал, и, вероятно, я опять приписываю ему душевные качества, которыми он в силу объективных и субъективных причин не располагал, — святым для него было то чувство, которое он испытывал к своей первой в жизни женщине, которая могла бы стать и последней, если бы всю жизнь не стремилась к совершенно иному, чтобы в конце концов это иное заиметь и уразуметь на личном опыте, что сказочным принцам либо вовсе нет места в стране победившего соцреализма, либо для этого надо самой быть аналогичной принцессой, что очень обременительно и ответственно не только в данной стране, но и в любой другой…
Родиться мне пофартило в деревне Борки близ города Тюмени. К тому времени семья уже вырвалась из-под гнета спецкомендатуры и могла, хотя бы теоретически, жить где ей заблагорассудится. Дядя Леня, вернувшись с флота бравым матросиком, моментально женился, причем на городской девушке, причем на учительнице начальных классов. Впрочем, он и сам имел, как мы помним, изрядное для нашей местности образование. В общем, тоже влип в прослойку.
