Впрочем, профессиональный парикмахер, возможно, обнаружил бы отклонения от стандарта, но папа свои поделки на моей голове звал только так. И я по младости лет ничего против его искусства не имел, поскольку с другими ребятами родители творили сущий беспредел — либо оставляли одиозный, явно диссонирующий с прочим ландшафтом кустик под названием «челка», либо вообще, не мудрствуя лукаво, стригли ребенка наголо, абсолютно не принимая во внимание его слезный протест, восходящий, если иметь в виду глубинную суть проблемы, аж к правам человека, о которых в нашей местности тогда еще по известным причинам не слыхивал никто.
Однако вот что интересно: подстригаясь в настоящей парикмахерской, я даже сейчас, когда и волос на голове почти что не осталось, маленько как бы млею от чутких прикосновений профессионала. Как бы слегка тащусь. А папина процедура всегда была если не мучительной, то утомительной и нудной. Почему бы, ума не приложу…
И еще: когда моих сверстников родители начали отправлять в парикмахерскую, где за сорок пять копеек их стригли под «молодежую», отец мой ни о «молодежной», ни о парикмахерской долгое время даже слышать не хотел, будто подвергали сомнению его самое сокровенное ремесло и самую сокровенную эстетику мальчиковой стрижки. Впрочем, учитывать мое мнение и уважать мое самолюбие не имели склонности оба моих родителя, к чему я еще вернусь, возможно, не раз…
А также отец освоил подшивание валенок и делал это с невероятным тщанием, скрупулезно следуя не им разработанной технологии, часами натирая дратву куском битума, опутав ею все жилое помещение. То есть работал крайне медленно, но, наверное, качественно. Хотя за это не поручусь.
Потом, он ловко пилил дрова двуручной пилой в одиночку, чему я научиться в свое время не удосужился, а теперь уж и не научусь. Когда же слегка подрос я, отец меня вообще достал этими дровами — более ненавистной работы я до сих пор не знаю. Помню, от скуки незатейливо экспериментируя, зная, что папка прекрасно может обходиться и без меня, я однажды попробовал просто держаться за ручку, не прилагая никакого усилия. Получилось нормально — отец не заметил ничего. Тогда захотелось пойти дальше. И в какой-то момент я отпустил ручку с намерением через минуту торжественно провозгласить: «Вот видишь, папка, я тебе совсем даже не нужен!»
Однако мой эксперимент оказался неудачным, и я испуганно прикусил язык. Потому что эта зубастая падла как выскочила из своей щели да как проехала по отцовской руке!.. Отец так и умер, не узнав о моем эксперименте с пилой и с ним. Так и отправился в лучший мир, думая, что виноват сучок, из-за которого мне не хватило силенок удержать опасный инструмент от его дикой выходки…
