И добавил, обращаясь, казалось, к самому себе:
— В сущности, мое прощение вас не спасет. Все оы навсегда освободитесь от страданий.
Стражники вывели пленников из храма. Упав, Гурмалулу сильно ушиб ногу и хромал, но не проронил ни стона, ни звука. Их втолкнули в камеру, где лежал связанный Бурамара. Каменная дверь захлопнулась, оставалось только упасть на ворох белого сена.
Прошло несколько минут молчания. Том Риджер не выдержал и с издевкой произнес:
— Значит и ты здесь, Бурамара, борец за правду?
Бурамара молча посмотрел на него.
— А где же другой правдолюбец, мистер Димов?
Следопыт пожал плечами.
— Его повели в одну сторону, меня — в другую.
Наконец Том задал вопрос, который его живо интересовал:
— А где мисс Мария?
— О ней я вообще ничего не знаю. С тех пор, как нас взяли в плен, так вот и лежу здесь, связанный.
Голос его звучал искренне. Но Том не мог простить ему того, что произошло.
— Значит, это ты, — злобно спросил он, — обвиняешь своего шефа в убийстве?
— Я — ищейка, вынюхивающая следы, — ответил Бурамара, — а виновен ли ты — это не мое дело.
— А ты бы чего хотел? — процедил сквозь зубы Том. — Чтобы мы позволяли сжигать наши пастбища, убивать наших овец, разворовывать наши урожаи? На большее вы не способны.
Бурамара не обиделся. Только белые имеют достоинство. Он коротко ответил:
— Это всем известно. Овца стоит дороже одного цветного. В Австралии овцы съели чернокожих.
Том согласился. Так оно и было. И не только в Австралии. В Англии тоже. Там ради пастбищ лорды согнали с земель крестьян. И многим из них пришлось эмигрировать в Австралию. А здесь их потомки из-за овец преследовали чернокожих.
Бурамара добавил:
— В Северной территории еще встречаются чернокожие, потому что там нет овец. А как только будут истреблены собаки динго, придут овцы. И тогда черным придется убираться.
— Ты ненавидишь белых. Завидуешь им.
Бурамара мог бы возразить, что не ненавидит ни белых, ни черных. Для него те и другие — родственники. Когда-то племя нашло в пустыне умершую от жажды белую женщину с ребенком на груди. Его воспитали как черного. Но что-то влекло его к белым. Он батрачил на ферме Джейн… Той, из-за которой он не мог даже смотреть на икону с изображением Мадонны…
Но Бурамара не искал сочувствия и замкнулся в себе.
Том Риджер не мог долго бездействовать. Он завозился в сене.
— Веревка режет мне руки! — простонал он. — А бог знает, до каких пор продержат нас здесь эти дикари!
И лишь тогда подал голос Гурмалулу:
