Я рассказал ему о детдоме, в котором учился, своей работе в газете, о том, что уже напечатал две фантастические новеллы, но недоволен ими и мечтаю теперь написать хотя бы один хороший рассказ.
— О чём? — спросил Грин. — У вас есть сюжет? Вы его видите?
Я покачал головой:
— Нет. Есть пока только желание… Я пробовал. Ничего не получается. Нужна первая фраза. Тревожная и музыкальная. А её нет. Ещё я знаю, что в конце рассказа должна быть опасность, беда. И избавление. Я хочу, чтобы мой читатель облегчённо вздохнул.
— Нужен ключ повествования, — согласился Грин. — Когда я начинал «Недотрогу», никак не мог взять верный тон. Раз сорок начинал… Тут ничего не посоветуешь. Все, кто пишет, знают ошибки предшественников и всё равно повторяют их и мучаются каждый раз заново. Иначе ничего не получится… Одно скажу: чередуйте жизнь. Ныряйте в неё с головой, но затем обязательно отойдите в сторону, найдите укромный уголок и побудьте одни. Пока душа не закончит свою работу.
— Вы будто о живой говорите, — улыбнулся я.
— А как же иначе? — удивился Александр Степанович. — Разум — штука вспомогательная. Будто словарь или энциклопедия. А она — наш главный инструмент.
Грин взглянул на часы.
Я испугался. Вот уйдёт сейчас, и кончится сказка. Всё будет: море, скалы, солнце и брызги, но не станет чуда общения, и мир потеряет половину своего обаяния.
Будто поняв мои мысли, Грин сказал:
— Я здесь прогуливаюсь каждый вечер. Приходите. Вы умеете молчать.
Вернувшись в свою времянку, я сразу же нырнул под одеяло. Но только закрыл глаза, как опять увидел залив Недотроги. «Чем, кстати, не название?» — подумал я во сне. Затем декорации поменялись, и я очутился в редакции молодёжки, где работал уже второй год.
— Грина, говоришь, видел? — переспросил наш завотделом спорта Володя Галий и рассмеялся: — Ну, ты даёшь, старик. Это тебе в Крыму солнце голову напекло. Впрочем, ты же фантаст.
Прислушавшись, не идёт ли по коридору редактор, он деловито предложил:
— Идём ударим по пиву. Что-то репортаж не пишется.
Наверное, я согласился, потому что утром спал очень долго и проснулся только тогда, когда ко мне постучал Кузьма Петрович и сказал, что я просплю «царство небесное».
За ночь море набросало на песок буро-зелёных водорослей. От них остро несло йодом и рыбой. Вдоль воды важно прохаживались чайки, а на горизонте стоял белый пароход.
Я зашёл в сельский магазинчик и теперь возвращался к дому Кузьмы Петровича. На пляже дома отдыха и дальше, на диком, было пустынно. За живой изгородью низкорослых акаций и маслин в дощатых корпусах с верандами начиналась праздная жизнь, когда одни только идут умываться, а другие уже успели позавтракать и спешат кто к морю, а кто по делам в село.
