…Мигель помог беглецу оттолкнуть парусник от берега.
— Спасибо, моё маленькое чудо! — Дон Рамирес прижал его к груди, беспокойно заглянул в глаза. — А ты? Отец не простит… Поедешь со мной?
— Я сегодня разучился бояться, — тускло улыбнулся мальчик. — Возле вас. Не беспокойтесь обо мне. Попутного ветра…
Занималась заря, Мигель поднялся к себе, закрыл дубовую дверь на задвижку. А через минуту-другую внизу поднялся шум, ударило несколько выстрелов. Предчувствие беды сжало сердце мальчика, на глаза навернулись слёзы. Он видел в окошко, как мечется на берегу отец со своими ещё не протрезвевшими гостями, как он сыплет проклятия, посылая пули вслед паруснику.
На лестнице загремели сапоги.
— Это он, — злобно ревел Горгони. — Один он знает, где я держу ключи. Я убью его, как паршивого пса! Открывай дверь, уродина, слышишь! Убью!..
Дверь затрещала. Бабахнул один пистоль, другой. Пули щепили дерево, одна попала в баночку с краской и она, жалобно звякнув, полетела с полки.
Мигель бросился к своей картине, прижался лбом к шершавому полотну.
— Помоги мне! — прошептал он в отчаянье, захлёбываясь от плача. — Спрячь меня…
Дверь упала. В комнатушку ворвался Горгони, за ним — остальные.
— Ищите ублюдка. Он где-то здесь, — прохрипел старик. — Я разнесу пулей его проклятую голову…
Перевернули кровать. Заглянули в нишу. Кто-то раздавил краплак, и сгустки краски расползлись по полу, будто кровь. Картина с грохотом упала.
Вдруг Смит остановился, пистолет выпал у него из рук. Повернул побледневшее лицо к Горгони.
— Слушай… Его здесь нет! В окне — решётка… Дьявол…
Он попятился к двери.
— Дьявол, дьявол! — завопили перепуганные гости, сбивая друг друга с ног, кинулись на лестницу.
Глупцы! Они ничего не знали о силе человеческого духа, о способности мысли открывать любые двери. Даже в сказку. Поэтому никто из них, конечно же, не заметил, что на картине появилась новая деталь. По зелёному лугу шёл мальчик. Маленький мальчик. Он шёл туда, где у горизонта виднелся прекрасный город из солнечных лучей.
Мальчик уходил не оглядываясь. Всё дальше и дальше».
На следующее утро мы постеснялись уединиться, как раньше, на берегу залива Недотроги.
— Вы берётесь за ум, — сказала мама Ирис, когда мы вместе с нею свернули на пляж дома отдыха. — Лучше позже, чем никогда.
На пляже было многолюдно. Одни купались, другие упорно поджаривали себя на солнце, третьи прогуливались у кромки прибоя.
Проплыв к буйку и обратно, мы с Ирис уселись на мокрый песок и стали лепить из него крепость.
