— У меня свой календарь. И я утверждаю: тебя не было тысячу лет.
Вулкан замолчал. Смерча пронзило острое чувство тоски, исходившее от приятеля.
— Как я тебе завидую, Бродяга, — отозвался наконец Стромболи. — Ты везде бываешь, все видишь. А тут… Море, корабли, птицы. Вот и все. Еще горстка людей, которых я не понимаю. Как по мне, так муравьи более гармоничные создания, чем эти беспокойные и бестолковые люди.
— Зато тебе никто не мешает думать.
— К чему все это? Жизнь без общения, без деятельности — бессмысленна, возразил Стромболи. — Ты представь на мгновение, каково мне — всегда все в себе, в себе… Все повторяется, идет по кругу. Я проклинаю тот миг, когда узоры огня сложились во мне так, что осознали самое себя.
— Еще бы… — грустно пошутил Смерч. — С твоим итальянским темпераментом — и оставаться неподвижным…
— Ум приводит за собою чувства. Это плохо. Мы все погибнем от мелких страстей, если не научимся управлять собой. Если не обратимся к чистому разуму…
Эта мысль перекликалась с тем, чем жил теперь Смерч, что привело его к другу — поделиться, немедленно поделиться своей радостью! Она и подкупала его, и пугала. Неужто все так безнадежно? И разве все человеческие страсти — мелкие?
— Что ты знаешь о любви, старина? — спросил он у Стромболи.
— Я так и думал! Вместо того чтобы рассказать, сколько крыш сорвал, кораблей потопил, он пристает к старому повелителю земли и огня с глупыми вопросами. Тебе захотелось размножаться — отпочкуй от себя маленький смерч, и дело с концом.
— Я серьезно спрашиваю.
— Любовь — это выдумка людей. Такова их биологическая природа.
— Они называют это чувство духовным. Получается, что мы тоже… Например, я люблю тебя, хотя ты — старая ворчливая печка. К тому же прогоревшая и вонючая.
— Мы одиноки в этом мире, поэтому и любим друг друга. Но не станешь же ты утверждать, что тебе нравится какое-нибудь безмозглое красивое облако.
— Нет. Я полюбил человека. Женщину.
Стромболи от неожиданности поперхнулся огнем и дымом. Из жерла его выплеснулось озерцо расплавленного базальта.
— И это после всего того, что случилось с твоим отцом?
— Да. Тебе надоела неподвижность, а мне — вечное движение. Теперь у меня есть существо, к которому я мысленно привязан. Мы даже немного похожи. Она такая порывистая, свободная…
— Ты плохо кончишь, Бродяга. Вы слишком разные. Ты забываешь, что ты стихия. Ты веками крутишься среди людей и невольно начинаешь уподобляться им. Ничего доброго из этого не получится… — Вулкан помолчал, затем добавил: — Возле меня раньше жило несколько тысяч человек. Теперь осталось триста. Остальных я разогнал своим ворчанием и нисколько об этом не жалею. Их бессмысленная суета раздражает меня. Что это за разум, который горит в лучшем случае полета лет? Искра, а не огонь.
