— Не знаю, — ответила она. — К слову пришлось.
— Мне случалось встречать и вполне приличных людей, которые время от времени надевали галстук.
— А как же, — согласилась Ева. — Ты рассказывал. Правда, все ваши встречи почему-то происходили в следственном изоляторе.
— Ничего подобного! — возмутился я. — Далеко не все.
— Может, нам стоит пойти прогуляться? — неожиданно переключилась она, одним махом вычеркивая мормонов, галстуки и адвокатуру из списка тем.
— Не думаю, — сказал я. — Слишком душно. Уж лучше я научу тебя играть в «Скрэббл».
— Во что? — заинтересовалась Ева, неосторожно приближаясь на расстояние вытянутой руки.
Любопытство погубило ее так же неотвратимо, как и первую женщину.
— В «Скрэббл»! — прорычал я, сгребая ее в охапку.
На этот раз Еве не удалось ускользнуть, поэтому она закрыла глаза, потеснее прижалась ко мне и проворковала:
— Какая удача, что у тебя нет даже телевизора!..
Несмотря на то что мой дряхлый диванчик был сориентирован точно вдоль пятьдесят шестой параллели, проходящей через город, спалось мне в эту ночь неважно. А когда рассвело и косой солнечный луч с энергией боевого лазера ударил мне прямо в лицо, последние остатки сна улетучились. Тем более что как раз перед тем мне виделись черные, как головешки, штурмовые вертолеты, длинные, полные зеленоватого тумана просеки в сосновом бору и человек по фамилии Риссенберг, похожий на то самое изваяние Будды, которое разнесли в куски талибы в Афганистане. День обещал быть таким же жарким, как и весь этот аномальный сентябрь.
Ева спала, отвернувшись к стене и закутавшись в простыню. Дыхание ее было легким, почти неслышным, и когда я посмотрел на нее, у меня почему-то сжалось сердце.
В кухне я сварил кофе, малость поколебался и закурил, сразу нарушив давний зарок не делать этого натощак. Потом налил стакан молока и отнес в комнату.
В половине девятого, когда я уже был готов к выходу, в кухне появилась сонная Ева со стаканом в руке.
— Доброе утро! — сказал я. — Как спалось?
Вместо ответа она почесала голой пяткой щиколотку и спросила:
— И вы тут это пьете?
Я рассмеялся, и все мое напряжение как рукой сняло. Отняв у нее стакан, я выплеснул остатки молока в раковину и сообщил:
— Я ухожу. Будь умницей, веди себя как воспитанная девочка. Чужим не открывай — на этот случай в двери тамбура есть глазок.
— А не рановато? — поинтересовалась она, сражаясь с зевком.
— В самый раз. Хочу немного пройтись, подышать здешним озоном.
