– За что? За что?!
Гидон – смуглый красавец исполинского роста – возвышался над несчастным, и на его лице играла какая-то сатанинская улыбка. Обеими руками он сжимал пистолет, упиравшийся в висок араба.
– Что здесь происходит? – заорал я.
Гидон убрал пистолет и, самодовольно усмехнувшись, бросил в ответ:
– Шутка!
И, как тогда в Хевроне, заржав своим идиотским смехом, удалился лёгкой величественной походкой. Себе я тогда поклялся, что в следующий раз обязательно съезжу ему по морде. Я ударю его так, что он запомнит меня на всю оставшуюся жизнь! Сначала я скажу всё, что о нём думаю. Я скажу всего лишь одно слово:
– Мразь!
А потом ударю. Но тогда я его не ударил и даже ничего не сказал. Когда он уезжал с блокпоста, то бросил на меня полный превосходства взгляд. Он был уверен, что он лучше нас всех – и солдат на блокпосту, и, тем более, арабов, которые полностью зависели от его настроения. Ему нравилось возвышаться над всеми и постоянно находить этому подтверждение. Наверное, он и правда был выше, если все мы молчали и позволяли делать всё, что заблагорассудится. Он чувствовал свою безнаказанность, а я – своё бессилие. Я не сказал ему ни слова, не написал рапорт и лишь мучился по ночам от стыда и бессильной ярости. Я всё никак не мог забыть рыданий того, уже немолодого, человека. Мы угощали его сигаретами и делились кофе, а он всё плакал от пережитого страха и унижения и кричал:
– У меня одиннадцать детей. Если меня убьют, кто будет их кормить? За что он хотел убить меня? За что?!
Его рубашка была забрызгана кровью, и он рыдал как ребёнок.
Как рассказал нам Халиль – так звали того человека – Гидон, затащив его за дом, швырнул на землю и, когда тот попытался подняться, ударил кулаком в лицо. Затем, достав пистолет, Гидон сказал:
– Сейчас я убью тебя.
Он приставил пистолет к голове несчастного, наслаждаясь отчаянием насмерть перепуганного человека.
– Я ведь ничего не сделал! – отчаянно кричал араб. – Я должен вернуться! Дома меня ждёт семья!..
Гидона на блокпосту я больше не видел. Но для себя решил, что никогда больше не допущу подобного. Пусть хоть кто-нибудь попробует тронуть этих несчастных. Успокоив себя этим, я установил на блокпосту жёсткий порядок и часами теперь говорил и спорил с солдатами и офицерами о недопустимости насилия. Раньше, при обыске проходивших через блокпост палестинцев, солдаты нередко выворачивали их сумки, выбрасывая вещи на землю. Я запретил солдатам выворачивать сумки палестинцев. В жаркие дни приказал давать задержанным на блокпосту воду. Кроме того, от своих солдат я требовал терпения по отношению к местному населению. Ежедневно через блокпост в разных направлениях проходили тысячи людей. Это были старики, женщины, но, пожалуй, больше всего было тех, кто искал работу в Израиле. На работу в Израиле могли рассчитывать лишь те, у кого были специальные разрешения на работу, позволявшие этим людям находиться на территории Израиля. Выдавались такие разрешения оккупационными властями, и были эти заветные листки бумаги далеко не у каждого. Однако отсутствие разрешения на работу не останавливало местных жителей, и они на свой страх и риск всеми правдами и неправдами всё равно пытались проникнуть в Израиль. Таких, «находящихся незаконно на территории Израиля», как их официально именовали израильские чиновники и СМИ, брали на работу в Израиле не менее, а может быть, даже и более охотно, чем «легальных». Ведь «незаконным» можно было заплатить гораздо меньше или вообще не заплатить – жаловаться они всё равно не пойдут. А начнут права качать, их можно и в полицию сдать – тоже решение проблемы. Но, несмотря на все опасности, количество желающих попасть на работу в Израиль не уменьшалось, и «нелегалы» были нашей постоянной головной болью. Ежедневно мы задерживали на блокпосту несколько десятков людей без соответствующих удостоверений. Были и такие, кто пытался обойти наш блокпост и проникнуть в Израиль через многочисленные ходы и лазейки в системе блокпостов и заграждений. Согласно приказу командования, пойманных таким образом «нелегалов» мы передавали пограничной страже, а дальше ими занималась полиция или спецслужбы, в зависимости от результатов следствия. Как правило, следствие начиналось прямо на месте – солдаты и офицеры пограничной стражи проводили допрос с пристрастием, не скупясь на оплеухи и побои. Поэтому, если мы замечали палестинцев, пытавшихся проникнуть в Израиль в обход блокпоста, мы их задерживали, но не передавали пограничной страже, а после проверки документов просто отпускали обратно, туда, откуда они пришли. Такой исход устраивал палестинцев гораздо больше, чем перспектива попасть в руки таких, как Гидон.
