— В победу верить надо, — по-взрослому серьезно произнес мальчишка. — В то, что фрица побьем и заживем потом лучше, чем в сказке.
— Я стараюсь, родной, стараюсь, но… Пойду я… воды принесу, — сказала она, поспешно отвернувшись. Через секунду женщина вышла из избы.
Вовка забрался на печку и блаженно расслабился на нагретом тулупе, брошенном на теплые кирпичи. Пока, если не брать в расчет встречу с полицаем, Вовке определенно везло: на какое-то время он устроился в тепле, с харчами, да и тетка добрая попалась. Видать, очень по своим малым скучает, вот и Вовке от того добра перепало. К слову сказать, в каждой деревне или селе, в котором мальцу приходилось бывать на разведке, всегда находилась вот такая сердобольная женщина… В тепле да после сытного обеда Вовку разморило. Он и не заметил, как заснул. Правда, вдосталь выспаться у Вовки не получилось — грубый мужской голос вырвал его из сладких объятий сна. Мальчишка тряхнул головой, прогоняя остатки дремоты, а затем прислушался к перебранке между хозяйкой и незваным гостем. Пока Вовка дремал, тетя Вера закрыла печную лежанку ситцевой занавеской, так что пришелец мальчишку не видел, как, впрочем, и тот его. Но личность мужика была Вовке знакома, он без труда узнал хриплый пропитый голос давешнего полицая.
— А я гляжу, Верунчик, у тебя из трубы дымок курится, — басил Рябченко. — Чего это, думаю, средь бела дня печку-то топить собралась? Не зима чай: дрова-то по нынешним временам в цене… Не иначе как в гости кто приехал? Вот, думаю, зайду, проверю… Сама знаешь, служба такая…
— Знаю я твою службу! — ответила хозяйка. — Тебе лишь бы самогоном нагрузиться. Нету у меня никого! А печку топлю — так постирушки у меня! Вон, смотри, целую лохань воды натаскала…
— Постирушки, говоришь? — Заскрипели половицы под тяжелым полицаем, принявшимся бесцеремонно ходить по хате. — Нету никого, говоришь? — вновь повторил он. — А это что? Что это, я тебя спрашиваю? — неожиданно зарычал он.
Вовка осторожно раздвинул занавески — посмотреть, что происходит в хате. Над сидевшей на лавке хозяйкой нависал полицай своим дородным телом. В руке Рябченко сжимал драное Вовкино пальтишко.
— Молчишь? Тогда я сам тебе скажу: щенка-побирушку пригрела! Да знаешь, что я тебе за это сделаю?
— Да делай что хочешь! — заявила тетя Вера. — Мне уже все равно…
— Где он? — потрясая пальтишком, взвизгнул полицай, замахиваясь для удара. — Где заховала? А?
— Чё разорался? — Вовка раздвинул занавески и сел на лежанке, свесив ноги с печи. — Здеся я. А тетеньку не замай — хорошая она.
