— Я сказал ему, что обо всем этом думаю. Он выслушал. Выводов не сделал.
— Но ты же не ставил вопрос так: «или — или»?
— Или я, или Светка? — Иратов расхохотался. — Таня, ты не рано впадаешь в детство?
— По-моему, поздновато, — холодно улыбнулась Ценз. — И я не вижу здесь ничего смешного. Саша при всей моей любви к нему человек очень земной. И очень прагматичный. Выгода, в хорошем смысле слова, для него — главный ориентир по жизни. Если бы ты поставил его перед выбором, ему ПРИШЛОСЬ бы выбрать тебя.
— А если нет? — усмехнулся Иратов.
— Знаешь, — задумчиво сказала Ценз, — иногда мне кажется, что не так уж ты против их романа…
Иратов хотел возразить, но Ценз как будто не заметила его протестующего жеста:
— … и все знают, что жена твоя — лучшая подружка Григорчук. Дружите, так сказать, семьями.
— Таня! — Иратов покраснел от возмущения. — Ты действительно считаешь, что я могу указывать Люде, с кем общаться, а с кем — нет?
— Ладно. — Ценз встала и подошла к двери. — Мы не союзники, я вижу. Но потом, когда у тебя начнутся неприятности, — звони. А пока подумай головой, зачем Саша нужен вашей Григорчук. Зачем?
— Странный вопрос, — пожал плечами Иратов. — Известно зачем. Любовь-морковь, ночные серенады, розы к ногам. Извини, я понимаю, как тебе неприятно это слышать.
— Не факт. — Ценз покачала головой. — Не факт. Я бы не удивилась, если бы выяснилось, что Саша — просто средство для достижения какой-то ее цели. Какой — вот в чем вопрос.
…Сегодня, узнав о том, что в голове у Трошкина все-таки наступило просветление и он решил отделаться от Григорчук, Вадим Сергеевич испытал не столько радость, сколько злорадство: а-а, я же говорил, я же предупреждал! Только — не поздновато ли? Светка не из тех, кто легко сдается.
Его тревога оказалась не напрасной. На днях на приеме в немецком посольстве Григорчук устроила Вадиму Сергеевичу безобразную сцену. Она выкрикивала какие-то невразумительные пьяные проклятия и угрозы: что-то она, оказывается, знает, что-то слышала, какие-то у нее есть страшные документы. Чушь, конечно, но очень неприятно. И совершенно, надо сказать, несвоевременно.
В последнее время Иратов все чаще думал о Трошкине с раздражением: «Он помогать мне должен, а не геморрой устраивать». По всему получалось, что Трошкин его подставил и, объясняя Светке, почему им нужно «временно» расстаться, ссылался на Иратова: «Вадим считает… Вадим настаивает…»
Еще более возмутило Иратова то, что Трошкин как бы ничего не замечает — сидит, попивает виски, ухаживает за журналисточкой… Нашел время!
