Единственный раз за всё время капитан Лаце пришёл в барак часом позже, чем обычно. Лицо у него было в красных пятнах, и пахло от него как будто спиртом. Боцман даже носу своему не поверил: капитан был человек непьющий.
Только он ушёл из барака, к боцману явился с корабля другой сослуживец — фельдшер Яковенко.
— Ну что, капитан-то был сегодня? — спросил он.
— Был. А что?
— А ты ничего не заметил?
— Это насчёт спиртного?
— Да нет, не то, — сказал Яковенко и, присев на кровать, зашептал Груздеву на ухо. — Понимаешь, сижу я утром у себя в каюте, мензурки перетираю. Вдруг он входит и говорит: «Дай-ка мне, Яковенко, спирту». — «Для чего?» — спрашиваю. «Пить буду». Ну, налил я ему сто кубиков, а он двести попросил. Опрокинул разом, а потом достал из кармана письмо и говорит: «Вот, Яковенко, мне один человек новость привёз. Было у меня два сына, а теперь ни одного нет. Младшего прошлый месяц убили, а старший еще зимой погиб, — я и не знал». Повернулся и ушёл к себе. Я к нему в каюту стучался, стучался, — не отзывается… Ну, не думал я, что нынче он к тебе придёт…
* * *
Боцман долго лежал в жару — тиф у него был самый тягучий и упорный. Доктора говорили — «возвратный».
Фельдшер Яковенко давно уже перестал навещать Михаила Терентьевича, а капитан всё ходил и ходил.
И вдруг не пришёл.
«Что же это случилось? — подумал боцман. — Уж если в тот раз, когда письмо получил, всё-таки пришел, то, значит, нынче важное дело его задержало».
Еле дождался боцман следующего дня. Вот и четыре часа тридцать минут, а капитана всё нет.
И тут принёс кто-то в барак новость. Ушли из города англичане и французы, а вместе с ними и кое-кто из белогвардейцев. Говорят, что иностранцы не слишком-то хотели брать с собой за границу своих белых союзников. Собрались они как-то незаметно, в одну ночь. Теперь в городе остались единственными хозяевами белогвардейцы. Да тоже, должно быть, ненадолго. Весть переполошила весь барак. Кто мог ходить, вставал украдкой с койки и заглядывал в полузаклеенные окошки. Кто не мог двигаться, то и дело спрашивал у ходячих: «Ну, что там? Ну что?»
И в самом деле, даже из окошек барака можно было заметить, что в городе произошли перемены.
Перестали разгуливать по улицам английские офицеры во френчах и широких блестящих ремнях, французы в голубовато-серых пелеринах, шотландцы в клетчатых юбочках.
Зато нарядились в английские френчи, буцы и обмотки белые вояки. Видно, успели уже разграбить брошенные иностранцами склады.
