— Я никак не мог — мы разговаривали совсем недолго, а потом к нам присоединилась его дочь.
Он услышал, как Кейт втянула в себя воздух, и, даже не глядя на нее, почувствовал, как она напряглась.
— Вот как? У сэра Генри есть дочь? Ты мне сразу об этом не сказал.
— Мне казалось, что это не важно.
— Казалось? А теперь?..
Он встал и подлил ей в бокал вина. Она не сводила глаз с его руки. Он с досадой увидел, что рука немного дрожит.
— И сколько этой дочери лет? Она еще ребенок или…
— На мой взгляд, ей примерно столько же, сколько тебе.
— Она только что приехала из Лондона. Наверное, одета по последней моде?
Он нетерпеливо сделал глоток вина.
— Понятия не имею. Она же в трауре.
— Она красива?
— Думаю, что ее находят красивой.
— А как на твой взгляд?
— Ну, в общем да, Кейт. В ней есть определенное изящество и своего рода утонченность, как у Джудит…
Она допила бокал и с размаху поставила его на столик. Бокал опрокинулся, упал на пол и разбился.
— А во мне ничего этого нет! Ты ведь об этом подумал, Ричард?
Он беспомощно заглянул ей в глаза, подыскивая слова, способные ее успокоить. Но она внезапно прижала ладони к щекам, съежилась и отвернулась. Он с ужасом увидел, что она плачет.
Когда-то давно он уже видел ее такой. Ричард лихорадочно порылся в тайниках памяти, и перед его глазами всплыл образ беспомощной, страдающей Кейт… Однажды зимой она пришла к нему и, ничего не сказав, уткнулась лицом ему в плечо. Он обнял ее, еще не понимая причины ее состояния. Тут она сдавленным шепотом выговорила, что умерла ее мать.
Тогда она была еще почти ребенком. Инстинкт подсказал ему, что сейчас она испытывает нечто похожее, что по какой-то неведомой ему причине ей очень больно.
Изо всех сил надеясь, что поступает правильно, Ричард опустился на колени и нежно обнял ее. Несколько мгновений она сидела словно каменная, затем ее тело обмякло, и она прижалась щекой к его волосам.
— Прости меня, Ричард! В конце концов, я такая же дурочка, как все прочие женщины. Но я просто не вынесу, если потеряю тебя. Я… я так люблю тебя!
Он крепче обнял ее и стал целовать ее пальцы.
— С чего тебе вдруг терять меня?
Она ответила очень тихо, и он впервые услышал в ее голосе нотки смирения:
— Я прекрасно понимаю, что, если… если бы ты вращался в обществе, как тебе это подобает, если бы остался в Лондоне надолго и встречался с великосветскими леди, ты бы перестал нуждаться во мне.
— Какая чепуха, — мягко проговорил он.
— Нет! Это правда. Мой отец был моряком, а мать портнихой. Вот мои корни. То, что я сейчас собой представляю, — дело твоих рук.
