Сержант Фуэнтес был приятным парнем, но иногда его было сложно понять. Мой школьный испанский находился в лучшем случае на среднем уровне. Фуэнтес, впрочем, внушал куда больше доверия, чем сержант Ла Гуардиа, которого мы прозвали сержант Лазанья. Лазанья был смуглым, всегда выступал без рубашки, и у него над сосками виднелись татуировки «сладкий» и «кислый». Я почему-то не могу вообразить его читающим лекции в Гарварде или хотя бы в Лонг Бич.
В тот же день нам всем выдали целую тонну снаряжения — рюкзаки, фляги, пончо, подсумки и каски, но ни боевых патронов, ни взрывчатки мы не получили. Я расписался над пунктирной линией и мне вручили мою личную М-16, сказав запомнить её номер, 179619. Он звучал немного в рифму, но в остальном ни имел никаких особых признаков. Я бы предпочёл номер, совпадающий с моим номером телефона или домашним почтовым индексом. Это была бы действительно приятная психологическая поддержка, потому что, хоть я и наткнулся на пару друзей из Штатов, но всё равно более чем изрядно тосковал по дому.
Ночью мы лежали на своих койках в просторной сорокаместной палатке. Не бог весть что, но в целом достаточно комфортно. Хотя формальное обучение на тот день окончилось, ночью мы получили ещё пару практических уроков жизни во Вьетнаме. Около полуночи батарея 155-мм гаубиц, стоящих неподалёку от нашей палатки, внезапно открыла огонь. Все шесть орудий стреляли разом, грохот стоял оглушительный. Вспышка из шести стволов была столь яркой, что свет проникал сквозь брезент и освещал пространство палатки так, что можно было читать книжку. Все сорок человек вскочили как по команде, вертя головами во все стороны и пытаясь понять, не попали ли мы под крупную атаку. На вторую или третью ночь лишь немногие просыпались после начала обстрела. Урок номер один: если хочешь спать в зоне боевых действий, то надо привыкать. Тут не то, что в колыбельке рядом с мамочкой.
С рассветом наше обучение продолжилось, когда мы обнаружили, что из палатки пропали два пистолета и нож. Урок номер два, некоторые подлые джи-ай украдут даже остывшую какашку, если она не прибита гвоздями. Мне приходилось смотреть за вещами и охранять своё имущество.
Лай Кхе когда-то была процветающей французской каучуковой плантацией, и до сих пор многие акры[10] там занимали высаженные ровными рядками деревья. Они были тонкими, без веток на стволе, но с пышной кроной широких тёмно-зелёных листьев на вершине, распущенных наподобие гигантского зонтика. Крайние листья соприкасались с листьями соседних деревьев, формируя гигантский навес в сорока-пятидесяти футах
