– Павел Буре. Наверное, представляют интерес для коллекционеров. А практической ценности в них – ноль.
– Ты ничего не сказал мне о часах, – запоздало обиделась Аля. – Они милые.
– Они без стрелок. Вот что я имел в виду, когда говорил о практической ценности.
– Но я же рассказала тебе про открытку! Она тоже милая. Сейчас схожу за ней.
Аля выскользнула из-за стола, и никто не обратил на это внимания: все увлеклись разглядыванием часов. Когда они добрались до Полины, та вдруг подумала, что в облупленной часовой луковице гораздо больше смысла, чем в альбоме с фотографиями, стрекозе из жестянки и соломенном псе вместе взятых. Вернувшись в дом Парвати после двадцатилетнего отсутствия, она обнаружила, что время здесь как будто остановилось: ее одолевают те же эмоции, и те же страхи, и та же беспомощность перед Маш, и то же вечное ожидание Сережи. Как долго оно продлится, неизвестно, ведь стрелок на циферблате нет!.. Но сами часы, как ни странно, указывают на человека, которому они могли бы принадлежать.
Лёка!
В Лёкиной мастерской, куда редко заглядывали посторонние, стоял маленький стол, зажатый между двумя верстаками. Стол был завален самыми разными часами – наручными, карманными, каминными. Остовами старых ходиков и домами, где обычно живут металлические кукушки. Тем летом Белка наведывалась в мастерскую несколько раз, а однажды пришла туда с Сережей. Тогда-то ей и удалось разглядеть стол вблизи, а заодно – и малопонятное ей часовое изобилие.
– Лёка часовщик, да? – спросила она у Сережи.
– Лёка – философ.
О философии у одиннадцатилетней Белки было весьма смутное представление. Философ – человек, который много думает (к Лёке это не относится); философ – человек, который может все объяснить (к Лёке это не относится); философ – человек, который знает, как жить всем остальным людям. К Лёке это не относится, зато уж точно относится к Сереже. Впрочем, Белка тотчас же забыла о сравнительном анализе, заглядевшись на крошечные механизмы.
Вот часы под названием «Командирские», с большой звездой на циферблате, – точно такие же носит папа. Вот – женские в виде кулона и еще одни женские – на литом потускневшем браслете. Вот часы, от которых тянется металлическая цепочка, они сплющенный воздушный шар. А есть еще часы-луковица, и часы-шкатулка, и часы-единорог. Циферблаты у всех часов разные, цифры на них тоже – римские, арабские, вытянутые и сплющенные; двух похожих друг на друга не найти, и все же… В них есть и общее: ни один из механизмов не работает.
