Что-то все не нравилось Тане сейчас. Даже Зоина квартира с разноцветными коврами, которыми были покрыты и пол, и стены. И сама Зоя тоже не нравилась: размахивает руками как пьяный мужик. Огромный полосатый шарф опоясал ее шею и опустился по груди, животу чуть ли не до колен. Шик-блеск!
Когда Орест, крикнув: «Эй, друзья, давайте-ка еще пропустим по стакашку!» и весело напевая, пошел в другую комнату, где сидели Георгий с Зоей, Таня с оглядкой, как воровка, выскочила из квартиры.
Утром к ней в аптеку зашла Зоя и сказала с укором:
— Что это ты улетучилась вчера? Мы даже не заметили. И Орест все спрашивал, где ты живешь. — Помолчала. И насмешливо улыбнулась: — Петров подал заявление об увольнении.
— Петров? — удивилась Таня.
— Да. Но главврач не подписал. Он считает Петрова очень хорошим доктором, представь себе. Дескать, это молодой ученый. И, говорят, расстроился даже, когда увидел заявление. О, как! Это мне сегодня наши девчонки рассказали. Какие-то научные статьи Петров напечатал. Что-то, в общем, еще говорили. Слушай, ты что будешь вечером делать?..
Бывают же такие поездки, когда все идет как-то неладно, тяп-ляп, и человек без конца нервничает и раздражается. До Сучков надо было ехать сперва на поезде, потом на автобусе. Но поезд запоздал, автобус к той поре ушел и верст пятнадцать пришлось шагать пешком. В Сучки Константин заявился уже в темноте, когда окна во всех избах немо и нелюдимо чернели. Деревня спала. В обратную дорогу поезд тоже запоздал. На душе у Константина было как-то беспокойно, нехорошо. Без конца вспоминались последний разговор с Таней, растерянное лицо главврача: «Я не могу удовлетворить вашу просьбу. У нас не хватает врачей…» И Константин думал с сердитым упрямством: «Ну, что ж, пусть будет так, как есть. Так, так, так!..»
Подошел к окну. На дырявой крыше скособочившегося пустующего хлева ворошились голуби. Один из них, крупный, откормленный, был злым-презлым. Покрутится, покрутится на одном месте и яростно набрасывается на другого голубя. Клюет.
Стараясь сбить с себя тяжелое настроение, Константин стал вспоминать старика, к которому ездил. Седой красавец, с зеленоватыми бодрыми глазами. Константин удивился, увидев его глаза. И какое спокойствие. Все время как бы слегка радуется чему-то. Будто моторчик у него где-то внутри. «Жив, глаза глядят, вот и радуйся», — сказал он Константину.
Коротко скрипнула дверь комнатки, показалась сперва седая Семеновнина голова, потом ее опущенные плечи:
