«Плетет, не знай чего», — подумала Таня. Она слушала и не слушала Константина.
В аптеку зашли сразу несколько человек. Таня занялась ими. В ее медлительных, удовлетворенных движениях и в столь же медлительном голосе чувствовалось какое-то безразличие, даже пренебрежение к Петрову. Он это понял, но, когда люди ушли, продолжал с прежним спокойствием:
— Вчера читал пословицы и поговорки о здоровье. Много общеизвестного, вроде того, что долго жуешь — долго живешь. Но вот одна пословица меня поразила: «Если хочешь жить — потягивайся». В народе поняли полезность этого явления, хотя и не осознали глубинной его сути, которая, как я понимаю, состоит в том, что организм человека, как, впрочем, и всякого животного, избавляется от шлаков. И меня интересуют шлаки. Великая среди великих проблема.
«Господи, как это все надоело», — опять подумала Таня. Будто откуда-то издалека доносился до нее сухой, деловой голос. Обрывки речи:
— Наука будущего главный упор будет делать на сопротивляемость организма. Надо всемерно усиливать эту сопротивляемость… Мне сказали, что Терентий Мальцев любит ходить босиком. Ему уже девяносто лет. Это известный полевод. Так вот, Мальцев говорит, что ходить босиком очень полезно. Об этом тоже стоит подумать. О необходимости заземления говорит в своей книге «Активное долголетие» и академик Микулин.
«Хоть бы кто-нибудь зашел. Ну, зайдите же кто-нибудь!» — молила она.
— Задумывались ли вы над тем, почему многие больные без страха встречают смерть? Исчезает надежда на выздоровление. Больным овладевает депрессия. А постоянная депрессия — это предвестник смерти.
И Таню будто прорвало:
— Эх, Константин Филиппович, Константин Филиппович! Подумали бы лучше о квартире.
— О какой квартире?
— А то живете бог знает где. Да и… — Она замялась. — Извините меня. И одеты вы как-то… Костюм модный. А вот туфли стариковские. Такие сейчас уже никто, кроме стариков, не носит.
— А какое мне дело до того, что не носят. Чехов говорил…
— Вы уж извините меня, пожалуйста.
Да, он был безразличен к одежде, как и многие очень занятые люди.
— Чехов говорил, что покой и довольство человека не вне его, а в нем самом. — Петров заулыбался. — Что с вами, Таня? Я зайду к вам часов в восемь. И мы поговорим обо всем. Хорошо?
— Нет! Я сегодня иду к подруге на именины, — соврала она. В ее голосе отчужденность и растерянность.
На другой день он снова зашел к ней, попрощаться перед отъездом.
— Поезжайте, мне-то что, — на этот раз с какой-то злой веселостью проговорила Таня.
