Улучив момент, Андрей шепотком сказал жене:
— Слушай, пора домой. Уже поздно.
— Неудобно, Андрюша. Подождем маленько. А то бог знает что подумают.
Но он видел: не в этом дело, ей нравилось тут, а значит, она неискренна, и это было хуже всего, раньше он не замечал за нею такого.
— Поговори вон с женой Федотова (уже и фамилию узнала!). Она скучает. Она, между прочим, учительница.
Федотов танцевал только с Валей, разговаривал только с ней, приподняв голову, как-то странно скособочиваясь и кривя губы в непривычной улыбке, — изображал элегантного.
«Разные бывают нахалы. Этот смешон».
Валя забавно поджимала верхнюю губу, которая слегка уходила под нижнюю, получалось нечто вроде улыбки, но улыбки особой — иронической, и Андрей понял, что жена забавляется: Федотов и в ее глазах выглядит смешным.
А все же как душно и жарко тут, потолок у избы низкий, кажется, вот-вот провалится, противно пахнет водкой, по́том и кислой капустой. Андрею было скучно, ему всегда скучно и неприятно в пьяной горластой компании.
Улочка тиха, пустынна, дорога и тропинка у дома синеют от лунного света. Интересно: среди многоэтажных домов, уличных фонарей, бесконечных автомашин и троллейбусов как-то не замечаешь луны, она там тускнеет, стушевывается, она там жалка, а в деревнях, на глухих окраинных улочках городов, где деревянные домики, слепые амбарушки, сараи и огороды, частая грязь летом и постоянные сугробы зимой, луна царствует над землей.
Холодно. Ветер. Андрей поднял воротник плаща.
— Ты как попал сюда? — Перед ним стоял шофер Матюшкин. Он подошел совсем незаметно. — Ты чо здесь шатаишься?
Андрей ответил.
— А я думаю, кто тут бродит. У нас ведь тоже, бывает, грабют. На той неделе у соседки какой-то парень сумку вырвал и убег. Она орать, конечно. Пока подбежали люди, то да се, парня того и след простыл. Может, ко мне зайдешь? Я тут поблизости…
Андрей отказался.
— Слушай, не оставляй свою с пьяными. Прижмет где-нибудь в темном углу. Пра… Долго ли…
— Да хватит тебе!
— Ну-ну! — обиделся Матюшкин. — Давай-давай! Броди-броди!
Андрей обрадовался, когда тот ушел.
На душе было тягостно, неуютно. Во дворе напротив скулила собака.
— Что с тобой? — недовольно спросила Валя, подходя к нему. — Ушел, ничего не сказав. Уж не приревновал ли?
— К кому? К этому идиоту Федотову?
— Он, конечно, неприятен. Как и всякий, кто перепьет.
— Он одинаков и пьяный, и трезвый. Позер. Гипертрофированное чувство собственного достоинства. Малограмотен, а жену взял с дипломом. Тихую и покорную.
