Люк был откинут, и на порожке, свесив ноги наружу, сидел патрульный в клювастой скоморошьей маске и вывернутой наизнанку шубе. На коленях у него лежали расчехленные перуновы стрелы.
Двухсотник весело погрозил ему кулаком:
— Наши катаются! Опять за зипунами собрались!
Патрульный что-то крикнул, за гулом винта неслышное, помахал рукой, сбросил вниз пачку листовок — они, кружась, разлетелись по снегу. «Вертушка» поднялась выше, развернулась и улетела.
Илья подобрал прокламацию. Это было известное воззвание: «Миссионер, смирись!» (всем потайным проповедникам всех ответвлений, бросившим сие грешное дело, перешедшим в истинную веру, гарантировалось Прощенье. А так — секим и аминь!) На обороте в «Памятке Русскому Человеку» предлагалось нераскаявшихся ловить и варить в кипятке. Тут же приводились рецепты:
«…когда миссер сварится, воду слить в крюшонницу и подавать ее на стол. Тушку обложить морошкой, выставить на мороз и подавать попозже в холодном виде».
«Архангел» Павел, вытирая руки о листовку, попрощался с Ильей:
— Ну, зяма, удачных трудов вам, хороших мозолей! Надеюсь, увидимся еще, попадетесь. А про ягоду не забудьте…
Хлопнул Ратмира по плечу:
— Прощай, всадник божий!
— До завтра, — кивнул Ратмир.
«Архангел» лег на нарты, гикнул, особо свистнул, звери понесли.
Взметнулся, закружившись остывшим белым варевом, снег, и батька двухсотничек исчез с глаз долой, как лист перед травой.
— Пойдемте в школу, отец учитель, — вздохнул Ратмир. — Верхний Нос не замерз у вас? Будем в лес собираться.
В классе заканчивали сборы. Кто-то, забившись в угол, торопливо дописывал весточку и сворачивал треугольник конверта. Гриша Доезжаев, обвешавшись снаряженьем, подпрыгивал легонько — проверял, не громыхает ли где чего. Евпатий, вытянув богатырские ноги из-под парты, полулежал, закрыв глаза, настраивался, поглаживал молот-пернач у себя на коленях. Девочки наспех что-то доштопывали, перекусывая торопливо песцовые жилы зубками, переглядывались весело, поглядывая на Илью. Антип Прохоров рассматривал сегодняшнюю наледь на подоконнике — по форме и цвету определял погоду на вечер.
Возле доски висело свежее «Послание». Илья подошел поближе, пробежал глазами. Боевой листок! Журили Михеева, который, погнавшись сразу за двумя «конями», бездарно, с треском провалился под лед, схватил простуду и выбыл на время из борьбы, нанеся ущерб общественному здоровью, делу класса, Единому Организму.
Жучили Евпатия, который явно несдержанно ведет себя за столом — аж за ушьми трещит! берковец ходячий! — увеличивая, таким образом, постоянный Общий Вес, из-за чего кто-то должен за него отдуваться, сидеть без сладкого.
