Лестница на шкаф | страница 21
— …обряд «брит-мила» прошел в том же году, элула месяца пятого дня… — монотонно наизусть стал зачитывать отрок. — …происхождение: из Скотников…
— …оседлость: снята условно…
(Отрок читал «Дела Его», хранящиеся, как всегда предполагал Илья, где-то за семью замками.)
— …служба в Рядах: старший хлеборез запаса…
— …образование: допущен к учебе…
(в кощеевом яйце — разрубай и выбрасывай!)
— …тавро: на левом предплечье семисвечник, обвитый колючкой акации, с надписью «Житель Иорданской Долины»…
— …временно разрешенное проживание: ула Маклаянная, хоромы 503, каморка 90…
(а яйцо в ларце, а ларец в песце!)
— …приспособляемость к Руси: оказал успехи…
— …компьютерная грамотность: хорошо грамотный…
— …декан: Синеусов Ринат Рюрикович…
— Достаточно? — тихо закончил отрок. — Сапиэнти сат?
— Как тебя зовут? — устало спросил Илья.
— Ратмир. Я староста класса, — ответил юноша, поправляя узкую ленту, охватывающую через лоб его длинные прямые волосы.
Илья вспомнил неприметную покосившуюся избушку компьютерного отделения на задах обширной семинарской усадьбы, винтовую лестницу в темных сенях, под отодвинутой кадкой с моченьями, уходящую бозна насколько вглубь, в бездну, истертые сырые ступени, шмыгающих под ногами хвостатых, чадящий потрескивающий факел, а уж внизу — мягкий фаворский свет из матовых плафонов в потолке, хлопанье дверей в коридорах шарашки, тамошних ярыжек, спешащих с бумажками, вышитые половики на свежевымытом полу…
Он как бы снова увидел доходящего преподавателя, «Иван Иваныча», в обсыпанном перхотью лапсердачке — как тот, присев перед печью на корточки и помешивая кочергой, невесело усмехается:
— Как сказал один старый еврей: «Постепенно я достиг некоторых успехов в качестве истопника». А звали его, чтоб вы знали, Норберт. Да-да!.. А у другого старого еврея на камине было написано: «Господь изощрен, но не злонамерен». Этот был Альберт. Пламя, можете поверить, напрямую отождествляется с божественным познанием…
Тут преподаватель захлопывает печную заслонку, встает, распрямляя плечи и сворачивая кочергу обратно в узел. Голос его крепнет и разносится далеко:
— Иудейская нация, должен вам доложить, сызмальства любила теплые места и вела борьбу за огонь! Издревле ихние жрецы подползали поближе к костру. Как ни придет добрый человек сушить портянки — а они уж обсели кругом, не подступишься!
Из коридора на огонек, заслышав родную речь, заглядывают праздные и вольноотпущенные — слушают, разинув ротовую щель, шевеля жвалами, отходят на цырлах…