Главный гений весь день трудился. А ночью в самую глухую пору спал, устав от дневных забот. В одну из самых тёмных ночей Тиранчик подговорил Молу взять большой молоток, отворил потихоньку дверь, где, наспех устроившись в кресле, спал Главный гений. Мола подошёл и ударил по голове Ута. Череп раскололся, поднялся пар от влажного мозга. Кровь залила кабинет погибшего вождя.
Глава 8. Продолжатели дела Ута
«Кто, кто убил Ута? Надо срочно узнать, кто убил Ута!» – кричали на совещании обезумевшие от горя гении. И тут Тир сказал: «Я, кажется, догадываюсь, кто. Дайте мне срок, и я вам предъявлю убийцу нашего вождя». Так была запущена, вскоре ставшая неостановимой, машина репрессий, но ни в одну гениальную голову почему-то не пришла эта грозная мысль. Они схватились за предложение Тиранчика. Они поручили ему следствие, а сами поклялись продолжать дело Ута, с его именем в сердцах и на устах вести дальнейшее строительство Утании.
Они разъезжали по Миру, разъясняя неумеющим думать важность построения Утании. И многие стали учиться думать, и это занятие иным нравилось куда больше, чем, например, сеять и взращивать шон (этим злаком, в основном, питались в Мире), а также разводить для последующего потребления птиц кэсса… В Мире стало меньше еды. Её теперь то и дело забывали приносить во дворец. Гении зачастую питались, чем придётся, ложились спать голодными. Но не унывали. Разъезжая по Миру, уча думать неумеющих думать, освобождая их ото всех малых горестей, подготавливая среди них учеников и помощников, стали замечать, что их дело продвигается довольно медленно. Иные засомневались в том, что дело Ута быстро претворится в жизнь, а его внезапная смерть не оставила им возможности советоваться с ним, фактически единственным автором Утании. Но, делать нечего, утанисты продолжали творить, искали методы, создавали программы. Некоторые из гениев после утомительных разъездов по Миру, долгого общения с неумеющими думать впадали в отчаянье, но, найдя отраду в общении друг с другом и в перечитке гениальных трудов Главного гения, сил набирались вновь. Они много работали, и труд их был тяжёл. Некоторые неумеющие думать ни в какую не поддавались убеждению – главному оружию гениев. Пришлось искать методы его замены… Может быть, какие-то таблетки применять или вознаграждения в виде сладостей… В общем, гении работали…
Из старых записок
Самое главное для человека – что-нибудь оставить после себя, но такое, что несёт отпечаток его личности. Общепринятое мнение имеет другой оттенок. Об этом вчера говорили с В. Голяковым. Сей невзрачный советский начальник рад, когда я захожу к нему по делу, от которого он рад немного отойти. «А дома, которые мы строим? – спрашивает он, думающий, как все. – Вы сейчас сдаёте дом, который помните с фундамента, это и есть то, что вы оставляете после себя…» Я объясняла ему битый час, что дом этот ценен для меня как для субъекта, ибо я помню, как мы строили этот дом: наши нехватки кирпича и бетона, конфликты с поставщиками столярных изделий и так далее… Все эти подробности, может быть, и не лишены индивидуальности. Но не более того. Вот стоит он, дом наш выстроенный, и не несёт ничьей индивидуальности, даже архитектора (а уж ему бы сам бог велел). Стоит наш дом безликий и равнодушие внушает всем, кто его видит, по отношению к нам, его безымянным и никак не отражённым в нём строителям. Это памятник нашей серости. Так-то, Витёк. «А что же ты хочешь?» Я считаю: человек родился для того на свет особенным каждый, чтоб постараться эту особенность где-то запечатлеть. Это и есть вклад в некий общемировой фонд духовных ценностей. Конечно, не всякое самовыражение может иметь ценность, а только здоровое, скорректированное с этикой, с добром по отношению к другим людям, к обществу.
