РУССКИЕ УЧЕНЫЕ НА ЗАПАДЕ ХОТЯТ ОСТАТЬСЯ РУССКИМИ
Почему иностранные футболисты едут в Россию, а ученые – не едут?
Утечка умов из России остается болезненной проблемой уже два десятилетия. Утечка приобрела массовый характер из-за резкого сокращения финансирования науки в 1990-е годы, но стала возможной благодаря политическим реформам в России. Отъезд интеллектуальной элиты – проблема не только науки, но также политического и экономического будущего, образования, полноценного развития всего общества. Масштаб утечки умов на Запад оценивается в сто тысяч ученых. Но как живет научная диаспора, отрезала ли она себя от России или хочет участвовать в модернизации страны и пытается наладить связи с коллегами? В 2009 году делегация Ассоциации русскоговорящих ученых за рубежом (RASA) впервые посетила историческую родину. Президент RASA – профессор Вячеслав Сафаров (Франция).
Вопрос: Вячеслав Иванович, если перефразировать Толстого, у каждого оставшегося в России ученого похожая судьба, у каждого эмигранта – собственная. При каких обстоятельствах вы, лауреат Госпремии СССР и завлаб легендарного Физтеха имени Иоффе, оказались на Западе?
Ответ: На последнем курсе Ленинградского университета среди студентов бросили клич, вызванный распадом колониальной системы в Африке: кто хочет поехать на работу в Конго? Все захотели, и все объявили, что знают французский язык, хотя на физфаке его знал только один студент. Он за всех написал письменные переводы. А на устном экзамене надо было понравиться девочкам с филфака, и они ставили положительную оценку – «на вопросы реагирует». Потом в Конго убили Лумумбу, никто в Африку не поехал, но французский язык мне понравился, и я выучил его на курсах.
Язык пригодился через 15 лет на международном симпозиуме. Мой язык в дремучие советские времена очаровал французов, и они уговорили выпускника знаменитой Политехнической школы, министра финансов и будущего президента Жискар д'Эстена упросить советское руководство дать мне командировку на полгода. Это была середина 1970-х, и то, что я вернулся домой, очень помогло карьере. Вступил в партию, стал завлабом, защитил докторскую диссертацию, получил Госпремию. 1970-е годы – лучшее время для нашей науки. Я встречаю ученых из России по всему миру, и мы говорим о том, что это было самое светлое время в жизни. Но счастье было недолгим. В начале 1990-х Россия вступила в череду переворотов, стало не до науки, и я уступил уговорам и остался в Политехнической школе в Париже.
