Потому она дошла до поворота дороги, с которого открывалась внутренность четвертой бухточки. И кивнула, ступая за кусты дерезы. Два десятка женщин да слабосильные конторские мужчины, дальше они и не дошли бы. Вон, сидят пешками на раскаленном песке. И Петр, в коротких белых штанах, стоит в мелкой воде, воздевая руки. Вещает что-то.
Тропка вниз была крутой и очень извилистой, так что Инга не стала отвлекаться на глубокомысленные вопросы, что же она тут делает, и чего ей от Петра и «его кодлы» надо. Просто сосредоточилась и осторожно стала спускаться, следя, чтоб ее прикрывали густые ветки кустов. Над бухтой склон ниспадал террасами, заросшими сухой травой, и кое-где из нее торчали серые клыки скал. У одной такой скалы Инга сошла с тропы и, пригибаясь, спряталась. Отдышалась, прислушиваясь. Но шум моторок, ветер, шелест травы заглушали нижние голоса. И она выглянула, ступая по сухой траве в обход высокого камня.
Дернулась обратно. Он смотрел снизу прямо на нее, в глаза, спрятанные черными стеклами под тенью длинного козырька. А женщины, вставая, шли в воду, разводя руки и запрокидывая к солнцу покрасневшие лица.
Инга прижалась спиной к неровному камню, облизала сухие губы. Сердце глухо и больно стучало, заглушая внешние звуки, и она испуганно заоглядывалась. Еще не хватало, чтоб он, заметив мелькнувшую за кустами голову (как Петрушка прыгаю, вот глупость какая), полез наверх, и сейчас выступит из-за ветвей. Но ветер мирно качал верхушки травы, стелились по жаркому воздуху тонкие нити позднего ковыля, перепархивали по стеблям чертополоха щеглы, вертя красными шапочками на крошечных головах.
И, отдышавшись, она решительно полезла обратно, прямо по склону, хватаясь руками за пучки травы и наплевав, смотрит ли он в спину внезапной гостье. Все, думала мрачно, сгибая ногу и с силой подтягивая себя вверх, отворачиваясь от поднятой с глины пыли, нафиг, полюбовалась и хватит, завтра еще поснимай, чего там Олега просил, и домой, развлеклась, финита. А сейчас даже не думай, Инга Михайлова, чего тебя принесло, и зачем ты повторяешь собственное прошлое, так же, как двадцать лет назад, прячась за камнем, пока он там за кем-то волочится. Поразительно. Как будто ничего не изменилось! Она подглядывает, и он вдруг смотрит. И она — одна. А вокруг него, как всегда — дамы и дамочки. И зря Ташка возмущалась, некоторые из них очень молоды и привлекательны. А может быть, потому и возмущалась…
